Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

Ольга кивнула. Ее еще трясло после кошмарной встречи вподворотне. Вернее, после двух кошмарных встреч. Одна другой лучше!

– Добрый вечер, Северьян Прокопьевич, – проговорила она снекоторым трудом (губы так и прыгали). – Да, я с дежурства. А вы что, на улицукурить пойдете? Опять у Татьяны Федоровны астма обострилась? Может, зайтипосмотреть, как она?

– Ничего, ничего, она уже спит, – успокаивающе махнул рукойШумилов. – Сегодня хорошо дышала, пусть и ночку так же хорошо проспит. Я покурюна крылечке, чтоб дома ни дыминочки, ни табачиночки. Как там, Оленька, наулице, сильно студено? Неужели подморозило? Не вернуться ли мне за телогрейкой?

Шумилов шел курить в валенках и меховой жилетке, надетой настарый, штопаный-перештопаный свитер-самовязку. Лысина его была покрытатреухом. В таком виде он напоминал Ольге деда Щукаря из романа Шолохова«Поднятая целина». И она не могла сдержать улыбку, когда встречала Шумилова вего знаменитом щукаревском треухе.

Однако сейчас было не до улыбок. Она даже не вполнепонимала, о чем спрашивает Шумилов.

– Что вы говорите?

– Холодно ли, спрашиваю, – благодушно повторил Шумилов.

– Ужасно холодно, по-моему, – сказала Ольга. – Оденьтесьпотеплей, а то простудитесь!

И в эту минуту грохнуло – совсем близко, словно бы под самойдверью. Шумилов и Ольга уставились друг на друга испуганными глазами.

– Стреляют! Где-то близко! – пробормотали они хором.

Наверху распахнулась дверь, и на лестницу выскочила тетяЛюба – Любовь Гордеевна Русанова – с коптилочкой в руках, облаченная в длинныйстеганый атласный халат, принадлежавший еще Олимпиаде Николаевне Понизовской.За четверть века, минувшие после смерти хозяйки, халат значительнопоистрепался, однако рукодельница тетя Люба очень ловко умела его залатывать,так что он выглядел еще вполне презентабельно, разве что топорщился кое-где, втех местах, где заплаток стояло особенно много.

– Оля! – крикнула тетя Люба с ужасом, перегибаясь черезперила, однако тут же увидела племянницу живой и здоровой, стоявшей рядом сШумиловым, и несколько раз быстро перекрестилась: – Господи, Иисусе Христе,Матушка Пресвятая Богородица, святые угодники, спасибо вам, сберегли моюмаленькую!

– Да ты что так перепугалась, тетя Люба? – растроганнопосмотрела на нее Ольга. – Я – вот она, а стреляли-то где-то на улице.

– Не на улице, а прямо в подворотне! – воскликнула тетяЛюба. – Оттуда так и полыхнуло! Я как раз к окну подошла, чтобы посмотреть, неидешь ли ты, а тут как грохнуло! Вся подворотня огнем осветилась, а мужчина,который там стоял, упал.

– Какой мужчина? – испуганно уставилась на нее Ольга.

– Ой, не знаю! – воскликнула тетя Люба. – Я испугалась – авдруг Коля? Потому что он тоже был в шинели и фуражке. Правда, росту тотмужчина не такого высокого, как Коля. А Коля-то где же, Олечка, ну что ты его кнам не позвала, нельзя так с людьми…

Она не договорила. Племянница, взглянув на нее огромными,сплошь черными от испуганно расплывшихся зрачков глазами, отшвырнула в сторонупортфель и вылетела из подъезда. Шумилов, покачав головой, подобрал портфель сторчащими оттуда Ольгиными вещичками (замки от удара лопнули и ручка отвалилась– не выдержал-таки портфель испытаний этого вечера!), подобрал выкатившуюсябанку с тушенкой, вручил все добро тете Любе – и поспешил на улицу вслед заОльгой.

И почти тотчас наткнулся на нее. Она стояла на крылечке,вцепившись в дверь подъезда, и мелко-мелко всхлипывала.

– Ну? Посмотрела, что там и как? – спросил Шумилов.

– Нет, – проскулила Ольга. – Мне страшно!

– Ладно, стой тут, я сам посмотрю.

Шумилов осторожно спустился с крыльца и, крепко ступая поналедям своими собственноручно и очень прочно подшитыми валенками, двинулся кподворотне, зачем-то высоко поднимая ноги.

Ольга как застыла на крыльце, так и стояла.

Шумилов сунул нос в подворотню и потоптался с ноги на ногу,вытягивая шею, словно пытаясь привыкнуть к темноте.

– Темнотища какая, – проворчал он. – Ни зги не видать.

И принялся шарить по карманам.

«Странно, – подумала Ольга. – А когда я там была, все былотак хорошо видно! Я легко могла разглядеть его лицо. И выражение глаз… Или мнеказалось? Нет, его глаза я видела, точно…»

Шумилов наконец достал спичечный коробок – великуюдрагоценность в военное лихолетье! И осторожно чиркнул спичкой.

Поднял ее повыше, вытянул руку, пытаясь осветить подворотнюкак можно глубже, но спичка погасла.

– Ой, – испуганно пробормотал Шумилов. – Мерещится мне, чтоли?

– Что, что мерещится?! – испуганно, громким шепотом спросилаОльга.

– И впрямь лежит кто-то. Не ошиблась Любовь Гордеевна!

– Нет! – вскрикнула Ольга.

– Говорю тебе, лежит! – прошипел обиженный ее недовериемШумилов. – И аккурат возле стены, где ту девушку убили. Помнишь, еще в 38-м?Ну, тебе ту историю лучше знать! – напомнил он Ольге, что в ее присутствииВерин убил незнакомую девушку пять лет тому назад.

В голосе Шумилова звучал намек, мол, тогда убийство при тебепроизошло – значит, и теперь ты в стороне не должна оставаться. Опять же –санитарка. Какой-никакой, а все ж медицинский работник. Должна пойти поглядеть.А вдруг человек, который там лежит, еще жив?

– Ну что? – громким шепотом спросила тетя Люба, высовываясьиз двери за спиной Ольги. – Живой там есть кто? Пойти звонить, что ли? Милициювызывать или «Скорую»?

– Без милиции, кажись, тут не обойтись, – опасливо сказалШумилов, вглядываясь в темноту. – Вроде как погоны блестят… или мерещится мне…Ну что ж за место такое проклятое, а?!

Ольга наконец-то решилась сойти с крыльца и медленнодвинулась по двору.

– Оля, стой! – панически взвизгнула тетя Люба.

Но Ольга уже вошла в подворотню и присела над человеком,лежащим в сугробе вниз лицом. Тронула его за спину – рука мигом стала влажнойот крови.

Ольга ахнула, рывком перевернула человека, уставилась в егооблепленное снегом лицо.

Глаза Полякова были закрыты.

Ольга медленно зажмурилась, потом резко распахнула глаза,словно надеясь, что Поляков тоже откроет их.