Минск 2200. Принцип подобия - Майя Треножникова
Шрифт:
Интервал:
«Он убьет меня, — подумал Целест. — Обидно».
Осудил. Проклял. Печать — его вина тоже.
Не смей. Вербена… ждет меня, хотел пробормотать Целест, но смолчал. В последнюю секунду лучше молчать.
Гораций завис над ним. Целест заставил себя развернуться зрячим глазом: смерти в лицо смотрят, а не прикрываются полуслепотой.
На щупальцах блестели заостренные жала и что-то вязко-серое — должно быть, яд. Полуотрубленная голова часто покачивалась. Отвалилась сгоревшая рука, слазила шмотьями кожа, но щупальца…
Свистнули.
Целест постыдно зажмурился. Но боли не было, смерти — тоже, он дышал и обонял зловоние. Еще не поздно — обрадовался, достойная смерть, умри как Магнит и воин. А когда разлепил веко, то…
Не увидел.
Горация. И огня. И Горация. И щупалец, и огня, и Го…
— Декстра?
«Нет. Я», — хрипловатый голос звучал отчетливо, однако все-таки внутри. Авис стоял возле разбитой двери — вернее, сползал вдоль косяка на корточки. Голова Декстры почти касалась его ступней, но Глава воинов не шевелилась.
«Где он?»
«Одержимый? Перед тобой». — И Авис указал На…
— Вот черт.
Гораций распластался рядом с Целестом. Однорукий, без нижней челюсти, с дырой в животе. Только без щупалец; измочаленный труп казался жертвой безумного маньяка… и ни единого яблока.
Ни единой чертовой падалицы.
Целест засмеялся бы, да во рту ссохлось, и боль по-прежнему вытанцовывала под черепом, а еще не осмеливался вновь посмотреть на Декстру.
«Псих?»
«Он самый. А вы его — огнем… хорошо, призвать не пытались».
В костистой ладони Гораций сжимал дужку от очков. Вот что иллюзия замаскировала под щупальца. «Меня наполовину ослепили… и чуть не убили обломком пенсне. Дерьмо». — Целест с трудом поднялся на ноги, пихнул блестящую скобу носком ботинка.
«Тсс. Я призвал его полностью. Он мертв». — Авис ухмыльнулся.
«Ты вернулся».
«Ну да. Трус или нет, но воинам без мистиков нельзя. — Авис приблизился, аккуратно обойдя неподвижную Декстру, и пнул труп Горация. — Доказательство…»
Целест часто дышал. Руки тряслись, и где-то под коленями дергало — сухожилия превратились в размоченные сухари, ломило череп — вторая Печать, незаслуженная. Сукровица медленно сочилась. Больно.
Почему. За что. Шуточки Амбивалента.
«Ты уже возненавидел ее? Теперь уж точно — возненавидел?!» — и вновь Целест не знал, своя или чужая мысль. Не хотел знать. Ему хватало растерзанного Горация, скорчившейся в углу Декстры (нужно подойти и проверить, может, еще жива), пепла и чада.
— Спасибо, — пробормотал он, прикоснувшись к ладони Ависа: сил пожать не было.
Дрожь мешала идти. Целеста давным-давно не мутило от смрада — горелой кожи и крови, гнили или экскрементов из рваных кишков. Но то — другие, чужие; одержимые или даже свои. Не… не Глава воинов.
Декстра казалась вечной. Артемида-Охотница, бессмертная и неумолимая. Она убивает, но не может умереть.
«Тсс», — снова шепнул Авис. Он тихо дышал рядом. Дыхание пахло теплой медью. Когда Целест склонился над (телом? просто — телом?) Декстрой, Авис выдохнул особенно шумно.
Но он верил. Ему легче поверить: его Глава мертв давным-давно.
«И его убила моя сестра», — додумал Целест, разглядывая Декстру. «Останки Декстры», — уточнил невольно.
Декстра сжалась в позе зародыша. Вместо лица — черно-багровая маска, похожая на губку; до сих пор тлела и медленно сочилась на мраморный пол, на лепестки астр, цитронового и яблоневого цвета. «Глава воинов способна выжечь Виндикар до последнего курятника на окраине», — зазвучали чьи-то слова, гулко разносились по опустелой глазнице; Целест мотнул головой.
Не верю. Вот это — сильнейший Магнит-воин?
«Она маленькая», — подумал Целест. Декстра чуть выше Вербены. А теперь, когда накачанные мышцы оплавились до костей, и не осталось ничего.
— Она ведь могла уничтожить… все. И дом. И Амбивалента, наверное, — выговорил Целест, сглотнув два или три раза. — Авис. Она могла. Ее ресурса бы хватило…
«Не хотела убивать тебя, быть может», — пожал плечами Авис.
Целеста передернуло.
— Как мило.
Губчатая полужижа капала — тик-так, отмеряя время пост-мортем. Противоестественно тянуло позвать Декстру: госпожа, пойдемте дальше. Мертвая, она была чужой — не собой. Не больше, чем прелестная богиня-танцовщица — чудовище, верно?
Витраж в пролете между первым и вторым этажом налился разноцветными огнями. Ночь сползала за горизонт, а первые лучи солнца пробивались через серые клубы дыма — настойчиво, как сорняки; вечная жизнь и вечный рассвет. Виндикар или пустыня — солнцу все равно.
Авис развернулся к солнцу всем телом, протягивая руки, подставляя черные от крови губы, длинный нос и слипшиеся ресницы.
— Вперед, — сказал Целест. — Вербена наверху, я знаю.
Тот не шелохнулся. Разлепил губы, словно пытаясь заговорить вновь, рваными связками.
«Вербена ждет тебя».
Целест едва не закричал. Потянул за запястье. Костлявая рука противно щелкнула, словно раздавленный орех; мистик сполз на пол. Очень медленно и неловко, подобно неудачливому танцору, подвернувшему ногу на выступлении.
— Авис…
Авис улыбался уголком рта. Рука под пальцами Целеста была еще теплая. Но расширенные провалы зрачков уже не реагировали на свет.
— Эй…
Авис развалился, закрывая собой клочья лепестков и листьев. В позе морской звезды, и в открытый рот затекало пока бледно-серебристое солнце. Целест поймал себя на том, что удерживает мистика за руку.
— Эй. Ты… чего?
Отчего умер? Вынырнул чертиком из табакерки, а потом распластался — третьим лишним, очередным мертвецом. В окружении троих тел Целест ощутил себя одиноким, как брошенный посреди темной улицы ребенок.
Почему Авис умер!? Это несправедливо. Он ведь призвал Горация; и они собирались подняться к Вербене.
«Вербена зовет тебя», — потрескавшиеся и черные от засохшей крови губы Ависа молчали именно об этом. Целест с усилием разжал хватку. Если тянуть за собой, может быть, чертов Ворона передумает и оживет, отряхнув смоляные перья — рваную мантию Магнита?
Распахнутые глаза заволакивало дымкой. Светлело быстро, резкими скачками; окружающий мир распухал от красок и деталей. Залитые кровью мраморные плиты, видно каждую золотистую прожилку и тончайший песчано-родонитовый блеск под осклизлыми лужами; хлопья жирной гари, мазутная пленка горелой кожи. Гораций и Декстра — похожи, черно-красные и губкообразные. Авис — другой. Он, черт возьми, почти здоров, если не считать крови на губах и глаз, похожих на покрытые пленкой пыли агаты.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!