Под небом Индии - Ренита Де Сильва

На берегу грустно мычала корова и весело смеялась девочка. Ветер доносил запах крепкого чая и жареного лука.

– Что случилось с искорками в твоих глазах, Мисси Баба́?

Она попросила называть ее Мэри.

– Ты всегда будешь для меня Мисси Бабо́й, – ответил Амин.

Сидя на берегу шептавшей вековые секреты реки, Мэри обо всем ему рассказала.

Амин слушал внимательно, не произнося ни слова.

Когда Мэри закончила, он вздохнул.

– Мне очень жаль.

Мэри обернулась к нему.

– Ты мне веришь?

Глаза Амина вспыхнули. В них отразилась боль, которую Мэри пыталась скрыть.

– Мисси Баба́, ты всегда доверяла Сите. Но я… Та Сита, которую я знал, не остановилась бы ни перед чем, чтобы получить желаемое. Она не изменилась.

Мэри разрыдалась. Амин потянулся к ней, чтобы утешить, но остановился, прежде чем коснуться ее, и взялся за веревку. Они больше не были беззаботными детьми. Теперь они были взрослыми мужчиной и женщиной, она – белой, а он – индусом. Потому они и сидели рядом, не прикасаясь друг к другу. Мэри безуспешно пыталась успокоиться.

Амин протянул ей свой носовой платок.

Взяв его, Мэри высморкалась. Платок пах лаймом и мятой.

– Не могу представить, какая это мучительная агония, – мягко произнес Амин. – Не могу представить жизнь без моего Джахида.

Когда Мэри немного успокоилась и они направились к его запряженной волами телеге, собираясь уезжать, женщина почему-то почувствовала, что ей стало легче. Для этого оказалось достаточно лишь того, чтобы Амин ей поверил. Этот дар Мэри вечно будет хранить в своем сердце.

– Давай сделаем небольшой крюк, – предложил Амин.

Он привез Мэри на кладбище и подвел к могилам ее отца и матери.

При виде написанных рядом имен родителей, которых не разлучила даже смерть, Мэри пришлось еще раз взять платок у Амина.

Ричард. Имя ее отца. Имя, которое она дала своему сыну.

– Тогда решения за меня принимали взрослые; они сочли, что я слишком мала для того, чтобы присутствовать на похоронах. Я собиралась посетить эти могилы сразу же, как только здесь устроюсь. Однако затем поняла, что беременна, и… – Мэри вздохнула. – Думаю, если бы я побывала на их похоронах, это позволило бы мне легче пережить потерю. Я ведь так до конца и не поверила, что мои мама и папа могли просто исчезнуть. В один день они были, а на следующий я их лишилась.

Как и своего сына. Но я верну его! Верну!

– Возможно, именно поэтому, приехав в Англию, я похоронила свое прошлое, свою жизнь здесь. Я просто не могла смириться с тем, что моих родителей больше нет.

Мэри заметила, что могилы ухожены. На них были высажены растения, цветы, качавшиеся на ветру.

– Кто заботится о могилах?

Амин покраснел, ковыряя землю ногой.

– Со дня твоего отъезда я приезжаю сюда каждую неделю.

– Цветущие кусты тоже ты посадил?

– Моя мать предложила это сделать, когда цветы, которые я принес, завяли.

– Спасибо.

– Я снова приеду, когда смогу, – пообещал Амин, высадив Мэри у школы.

– Это было бы чудесно, – ответила она.

Друг ее детства очаровательно ей улыбнулся.

Прия

Снова семья. 2000 год

– Вот мы и собрались снова одной семьей, – произнесла бабушка Прии, поднимая бокал.

Ее глаза блестели. На мгновение Прие показалось, что морщины на ее лице исчезли и она видит перед собой прекрасную молодую женщину, которой бабушка, должно быть, была когда-то.

Ужин подали в банкетном зале восточного крыла, в котором теперь вместо длинного стола стояло множество маленьких. Прия, ее бабушка и отец заняли столик в дальнем конце помещения.

В вечер накануне отлета Прии в Англию, на курсы режиссеров, они втроем – все, кто остался от их семьи, – сидели именно там: бабушка – во главе длинного стола, а отец Прии и она сама – по бокам от нее. Свечи в канделябрах мерцали, хрусталь и серебро сверкали, а пустые стулья словно насмехались над ними.

И вот они снова здесь. Но на этот раз их молчание было не таким явным из-за приятного звука тихих разговоров, доносившихся от других столов. Разодетых гостей обслуживал обходительный персонал в идеальной униформе.

Должно быть, все выглядело примерно так, когда ее дадима, еще королева, проводила дарбары, подумала Прия. Взглянув на бабушку, она увидела в ее глазах ностальгию.

Подняв стакан с виски, отец улыбнулся Прие и одним глотком осушил его. В воде отражались лучи. Кожа отца сияла в свете канделябров. Он всегда был очень светлокожим, с янтарными глазами и рыжевато-каштановыми волосами.

«Как я», – любила говорить дадима.

Однако кожа у отца Прии была еще светлее, чем у бабушки. У дадимы были предки-британцы, и поэтому ее сын родился почти белым. «Генетика», – думала Прия.

– Поешь, – уговаривала дадима внучку. – Ты чересчур худая. – Она махнула рукой официантам. – Давайте, обслужите ее. Ей нужна добавка.

Прия закусила губу. Я не выйду из себя.

– На моей тарелке еще достаточно еды, – ровным голосом сказала она. – Сперва я доем это.

После того как подали десерт, состоявший из кхира, расгулл, джалеби и кала джамуна[39], и отец Прии отправился в свои апартаменты, бабушка спросила:

– Посидим у бассейна во внутреннем дворике?

В желтом свете она выглядела изможденной, ее кожа казалась пепельной. Ужин, похоже, совсем ее измотал.

Прие, чрезвычайно уставшей после перелета и от попыток вести себя так, словно ничего не произошло, очень хотелось лечь спать, но она не могла отказать бабушке. Дадима превратилась в бледную тень самой себя, и Прия остро осознавала, что у нее осталось очень мало времени.

Встретившись лицом к лицу с неизбежностью, она поняла, что любит эту сварливую старуху гораздо больше, чем готова была признать. Прия ссорилась с ней, нарочно держалась от нее подальше, но тем не менее мысль о ее смерти казалась ей невыносимой. Бабушка могла вывести из себя кого угодно; Прия лезла на стену от ее косности и высокомерия. Но… Она была ее единственной бабушкой.

Во внутреннем дворе, который, к счастью, был пуст, они заняли свое любимое место: бабушка легла на диван, а Прия, сняв сандалии и опустив ноги в бассейн – на обложенный плиткой бортик. Она смотрела на розовато-оранжевое закатное небо, в котором иногда мелькали зеленые и черные тени – возвращающиеся в гнезда попугаи и вороны.