Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

Платт так и не приступила к работе над фильмом «Нэшвилл»: «Я не могла смотреть, как он измывается над своей женой. Я просто бесилась — так он напоминал мне Питера».

* * *

Основные съёмки «Изгоняющего дьявола» стартовали 14 августа 1972 года в Нью-Йорке. У Фридкина в городе ещё оставалась собственная квартира, а главное — он был далеко от студии. По графику на съёмки отводилось 105 пять дней. Однако и в марте 1973 года, спустя 200 дней, когда Коппола уже завершил съёмки своего «Разговора», Фридкин продолжал снимать.

Уэллс пытался отговорить Блэтти от «продюсерства» на съёмочной площадке, но тот, желая изучить бизнес «изнутри», не прислушивался. Почти сразу он схлестнулся со своим новым другом: «Я понятия не имел, чем должен заниматься продюсер, но одно усвоил чётко — я должен следить за исполнением бюджета». Бюджет интересовал Блэтти не только с точки зрения постижения профессионального мастерства. С некоторых пор он начал считать каждый доллар — чем больше становился бюджет, тем меньше причиталось ему самому. «Как-то я оказался в офисе Отдела производства, когда зазвонил телефон. В помещении никого из руководства не было, ни менеджера Отдела, ни Фридкина. Одна из ассистенток ответила и, прикрыв трубку рукой, сказала:

«Мистер Блэтти, из аэропорта звонит Эллен Бёрстин. Она говорит, что не хочет брать такси и просит прислать за ней лимузин. Но мистер Фридкин приказал никому не выделять лимузин. Что мне ответить?»

«Раз он сказал — никому, значит — никому. А мне некогда, я опаздываю на встречу».

На следующее утро Фридкин и Блэтти, напихав в себя бутербродов с пастрами[106]в «Карнеги-Дели», отправились вниз по Седьмой авеню. Фридкин стал выговаривать Блэтти за то, как грубо и недипломатично тот повёл себя с Бёрстин. Блэтти защищался. Остановившись перед светофором, Фридкин неожиданно спросил:

— Билл, если тебе что-то не нравится, почему бы тебе меня не уволить?

— Хорошо, ты уволен.

Фридкин развернулся и пошёл в другую сторону. «Конечно, я не собирался его увольнять, просто хотел делать то, что должен делать продюсер, — вспоминает Блэтти. — Я рассчитывал, что в понедельник мы всё утрясём и между нами не останется недопонимания в вопросе — кто и за что отвечает. Однако в понедельник студия направила к нам бригаду из семи адвокатов режиссёра и его агента. Они должны были удержать Билли и убедить в том, что юридически я не имел права его увольнять. Это был нокаут. Я отправился в «Шерри Недерленд», где остановился Фридкин. Как будто в подтверждение его нежелания сотрудничать, на нервной почве у него разболелось горло и поднялась температура — говорить он не мог. После этого случая я доложил руководству «Уорнер», что снимаю с себя всю ответственность за бюджет. Само собой, бюджет картины поднялся с 4 до 12 с лишним миллионов долларов».

С самого начала работы Фридкин установил планку, которую собирался покорить, на довольно серьёзную высоту. На спинке режиссёрского кресла, на накидке слева от фамилии хозяина, красовалась надпись: «Премия «Оскар» за ленту «Французский связной». Справа же, на месте названия фильма и предполагаемого «Оскара», стоял знак вопроса. Всем стало ясно, что лёгкой прогулки не предвидится. Первый кадр в звуковом павильоне студии «20-й век — Фокс» на 54-й улице должен был запечатлеть крупный план жарящейся на гриле свиной грудинки. По замыслу режиссёра операторская тележка должна была двигаться назад, но на пути оказалась стена — только что построенные декорации оказались не нужны до тех пор, пока не решили вопрос со стеной. Правда, теперь Билли не понравилось то, как зажаривается, сворачиваясь в трубочку, мясо. Съёмку опять остановили — завхоз долго искал по всему Нью-Йорку парное мясо (в 1972 году это сделать было непросто), которое, как считал режиссёр, должно оставаться плоским. Фридкин работал так медленно, что один из рабочих, заболев и вернувшись на площадку через три дня, успел застать съёмки всё того же кадра.

«Предохранитель» у Фридкина пробивало мгновенно. По утрам он увольнял сотрудников, а к обеду вновь приглашал на работу. Стоило ему подойти к человеку и произнести: «Можно тебя на минуточку», все знали, что сейчас что-то будет. Так он дёргал всех и каждого. «Только у него я отметил эту манеру общения: радостно здороваясь с кем-нибудь, пожимая руки, он, отвернувшись, мог процедить: «Вышвырните его отсюда!», — вспоминает один из рабочих съёмочной группы. Между собой на площадке его называли «Билли с приветом».

Как режиссёр Фридкин больше интересовался технической стороной — объективами и спецэффектами, — а не исполнителями. Он их не любил и, не стеснясь, говорил: «С пеньками и то лучше работать, чем с актёрами». (В 1990 году его желание исполнится в фильме «Страж».) Он мог вдруг закричать: «Хоть из туалета к вам не выходи!». Любил Фридкин и попугать актёров, стреляя из пистолета или включая на полную громкость фонограмму из «Психоза» или «пение» южно-американских древесных лягушек. Часто он включал камеру, не предупредив об этом участников съёмки. В достижении цели он был безжалостен. В конце фильма, когда отец Каррас умирает, есть сцена отпущения грехов. На роль священника режиссёр пригласил настоящего священника — отца Уильяма О’Молли. Дублей сняли много, но Фридкина игра О’Молли не удовлетворяла:

— Билл, вы играете одинаково, от дубля к дублю ничего не меняется.

— Билли, только что я отпустил грехи своему лучшему другу. Я сделал это 15 раз подряд, а сейчас, между прочим, полтретьего утра.

— Понял. Вы мне доверяете?

— Конечно, — ответил О’Молли.

Услышав ответ, который и ожидал, Фридкин со всего маха отвесил священнику оплеуху. Возможно, данное решение и не соответствовало канонам системы Станиславского и вызвало негодование среди католиков съёмочной группы, но своей цели режиссёр достиг. «Уже на следующем дубле мои руки тряслись по-настоящему, — вспоминает О’Молли. — Вот вам и адреналин».

«Он обожал манипулировать актёрами, выдумывал всевозможные трюки — рассказывает Бёрстин. — Правда, со мной он вёл себя безукоризненно, если не считать одного случая, когда из-за него я повредила позвоночник». В кульминационный момент сцены, где Реган, вся в крови, стоя на кровати на коленях, вводит распятие во влагалище, а неведомый голос из её телесной оболочки призывает: «Отдайся Господу» и «Полижи меня», девочка, притягивая голову матери к промежности, изо всех сил ударяет её по лицу. Макнил вылетает из кровати и ударяется спиной о стену, в ужасе, что вот-вот на неё рухнет шкаф. На талии Бёрстин укрепили специальное приспособление с проводом, за которое каскадёр выдёргивал её из постели. Сняли первый дубль, второй, но Фридкин был недоволен. После третьего Бёрстин не выдержала и сказала:

— Билли, он дёргает меня слишком сильно, скажи ему.

— Понимаешь, всё должно выглядеть натурально.

— Я-то понимаю, но, говорю тебе, он может меня поранить. Билли посмотрел на каскадёра и велел делать всё полегче.

Правда, оборачиваясь, актриса заметила, как режиссёр подмигнул ему — мол, делай, как делал. В этот раз, падая, она приземлилась на копчик. Боль была нестерпимая и она закричала по-настоящему. Билли же, обрадовавшись, приблизил к ней камеру и сделал крупный план. «Обида и злость охватили меня, — заканчивает рассказ Бёрстин. — Значит, он специально хотел сделать мне больно, добивался реакции. С тех пор у меня постоянные боли в спине».