12 новых историй о настоящей любви - Джон Сковрон

– Не думаю.

На следующее утро я витаю в облаках, размышляя о том, как позже Гриффин заедет за мной на парковку лагеря; о платье, которое я припрятала в туалете для сотрудников, чтобы мне не пришлось снова встречаться с ним в перепачканной форме; о том, как подпрыгнуло мое сердце, когда я увидела его вчера. В общем, о чем угодно, кроме игры, которая полным ходом идет вокруг меня. Пара десятков шести- и семилеток носятся по футбольному полю, спотыкаясь и шатаясь, как маленькие пьяницы. Вдруг кто-то издает громкий крик.

Я тут же прихожу в себя, внимательно осматриваю поле и вижу, что Ноа сидит, скрючившись на земле, поджав по себя колени, закрыв руками уши и пригнув голову, так что торчит только ежик рыжеватых волос.

Рядом с ним стоит с широко распахнутыми глазами девочка, которую зовут Сэйди Смит.

– Я просто его осалила, – быстро говорит она и, моргая, смотрит на меня.

Я похлопываю ее по плечу, стараясь успокоить.

– Ничего страшного, – говорю я. – Иди осаль кого-нибудь еще.

Но она стоит на месте, не сводя глаз с Ноа, который начал раскачиваться из стороны в сторону. Обернувшись, я вижу, что остальные смотрят на нас. Невозможно определить, кого уже осалили, а кто еще свободен, потому что все замерли на месте как вкопанные.

Неподалеку от школьных зданий, которые наш дневной лагерь занимает на время каникул, появляется Грейс – одна из младших вожатых. Она несет коробку с замороженным льдом на дневной перекус. Потом дети вечно ходят перемазанные и прибалдевшие от передозировки сахара, но это всегда самый яркий момент дня.

– Время перекуса! – объявляю я, и все тут же бросаются навстречу Грейс с куда большим энтузиазмом, чем во время любой игры.

Как только мы остаемся одни, я сажусь на траву рядом с Ноа, который издает слабый стон, но в остальном никак не показывает, что заметил мое присутствие. За месяц нашего знакомства я поняла, что это самая эффективная тактика. Поначалу, когда случалось что-то в этом роде, я пыталась поговорить с ним, вразумить его, как-то успокоить. Однажды я даже попыталась взять его за руку, и это оказалось хуже всего. Он вырвал руку и тут же начал рыдать.

Теперь же я заглядываю под руки, обхватившие колени, за которыми он прячет лицо. Его щеки пылают, рот перекошен, из правого глаза течет одинокая слеза. У меня надрывается сердце.

– Эй, Ноа, – тихо говорю я, и он напряженно замирает.

Я снова отстраняюсь, срываю несколько сухих травинок и пускаю их по ветру, который дует с озера. Вдалеке остальные дети носятся со своим мороженым: липкие подбородки, футболки уже заляпаны. Неподалеку на асфальтовой площадке дети постарше играют в баскетбол. Мерный стук мяча напоминает барабанную дробь.

В первый день работы лагеря наш директор мистер Хэмилл – мужчина средних лет, большую часть года работающий учителем физкультуры и никогда не появляющийся без свистка на шее – попросил меня приехать на час пораньше. Я уже третий год работала вожатой и рассчитывала получить повышение. Когда я пришла в лагерь несколько лет назад, моей основной мотивацией было желание подзаработать себе на карманные расходы. В детстве я обожала лагерь, и мне показалось, что это лучше, чем раскладывать по пакетам покупки в супермаркетах, продавать мороженое или делать любую другую работу, куда могли взять четырнадцатилетнюю девчонку, чей трудовой опыт ограничивался сидением с соседскими детьми.

Но когда я провела пару летних каникул, отлавливая разбегающуюся малышню, наклеивая пластыри на разбитые коленки, дирижируя чудовищно не слаженным хором и контролируя использование блесток в поделках, мне стала нравиться эта работа. Но всем известно, что со старшими детьми работать проще: они более самостоятельны и менее склонны расплакаться посреди игры, потеряться или забыть намазаться солнцезащитным кремом. Так что я надеялась, что этим летом меня переведут в старшую группу.

Но вместо этого мистер Хэмилл сообщил мне про Ноа.

– Послушай, Энни, – сказал он со своим густым чикагским акцентом, который нечасто услышишь в нашем захолустье. – Мы хотим этим летом попробовать кое-что новое. Не получится – значит, не получится.

Я кивнула.

– Хорошо…

– У нас в лагере новенький, – продолжил он, нервничая, что было ему совершенно не свойственно. – Он, как бы это сказать… с особенностями. Ну, ты понимаешь. Аутист. Так что я хотел тебя предупредить, потому что это может быть непросто. Во-первых, он не очень хорошо говорит, но над этим они вроде бы работают. И еще он очень активный. Родители в прошлом году отдавали его в лагерь для детей с особенностями развития, но там ему было скучно. Похоже, мальчик очень энергичный.

– Так он будет в моей группе?

– Да, ему шесть лет, так что он будет у тебя. Тут главное – проявлять терпение, но при этом стараться как можно больше его занимать. Я подумал, мы попробуем, если ты не против, а там посмотрим, как пойдет.

– Конечно, – жизнерадостно говорю я, потому что я всегда так делаю. Улыбаюсь, киваю и стараюсь сделать все, что в моих силах. Как всегда. Когда мои друзья ссорятся, именно я пытаюсь их помирить. Если кто-то на меня злится, я хожу сама не своя, пока мне не удастся все уладить. Если кто-то просит меня об одолжении, дает задание или чего-то от меня хочет, я всегда отвечаю «да».

И если детям в лагере невесело, я считаю, что не справилась со своими обязанностями.

Вот почему с Ноа так сложно. За прошлый месяц я уже достаточно беседовала с его мамой, чтобы понять, что ему просто нужно время. Но сидеть рядом с ним на теплой траве, глядя, как у него трясутся плечи, – почти невыносимо. А самое ужасное – это ощущение, что, несмотря на все мои усилия, мне просто не удается до него достучаться.

Дело в том, что я отлично умею ладить с детьми. Я знаю, что у Эмерсона аллергия на арахис, что Коннеллу надо оставить красное мороженое, что Салливан всегда готов играть в кикбол, что Эллис нравится после обеда сидеть у меня на коленках. Что Кэролайн держит в рюкзаке плюшевого кролика, а Уилл каждый день носит свои счастливые носки с космонавтами. Что Джорджия напевает себе под нос, когда нервничает, а Элизабет тает, если похвалить, как она делает колесо.

К любому замочку найдется свой ключик, к любому ребенку – свой подход. К любому, кроме Ноа.

Мы долго сидим на траве. Остальные ребята идут в спортзал играть в вышибалы под присмотром кого-то из младших вожатых. Солнце ползет ввысь