Некоторые вопросы теории катастроф - Мариша Пессл
Шрифт:
Интервал:
Ной Фиш-Пост в своей захватывающей книге о приключениях современной психиатрии «Размышления об Андромеде» (2001) пишет, что в разговоре с пациентом следует задавать вопросы по возможности ненавязчиво, потому что истина и тайны – как журавли, красивые, крупные, но чрезвычайно пугливые птицы. При малейшем шуме взлетают в небо, только их и видели.
Ханна покачала головой:
– Нет… Я в молодости собирала такие истории. Заучивала наизусть списки пропавших. Сотни имен, сотни историй. Четырнадцатилетняя девочка исчезла по дороге домой из школы девятнадцатого октября девяносто четвертого года. В последний раз ее видели в телефонной будке на перекрестке Леннокс и Хилл. Родные в последний раз видели ее дома в Сидар-Спрингс, штат Колорадо. Около трех часов утра кто-то из семьи обратил внимание, что у нее в комнате работает телевизор, а самой девочки там не оказалось.
У меня руки покрылись гусиной кожей.
– Поэтому, наверное, я и собрала их вокруг себя, – сказала Ханна. – Или они сами ко мне прибились… Не помню. Я боялась, что они тоже провалятся в трещины.
Она наконец-то подняла голову, и я с ужасом увидела, что лицо у нее красное, а в глазах стоят слезы.
– И ты еще теперь, – сказала Ханна.
Я не могла вздохнуть. Беги, твердила я себе. Спасайся, прыгай в грузовичок Ларсона и поезжай в Мексику. Туда всегда все бегут, да только не добегают – их трагически убивают уже у самой границы. Не в Мексику, так в Голливуд – туда стекаются все, кто хочет начать жизнь заново, и в конце концов становятся кинозвездами (см. «Месть Стеллы Фершланкен», Ботандо, 2001).
– Тогда, в сентябре, я увидела тебя в продуктовом магазине… Ты выглядела такой одинокой… – Ханна помолчала, давая словам улечься, как усталый рабочий на обочине. – Я думала, что смогу помочь.
Я чувствовала себя как охрипшее горло. Нет – я была кашлем, скрипом кровати, чем-то унизительным. Обтрепавшейся оборочкой на застиранных трусах. Я уже придумала какое-то детское оправдание, чтобы выскочить из дома и никогда больше не возвращаться («Самое страшное бедствие, какое может случиться с мужчиной, женщиной или ребенком, – это чужая жалость», – пишет Кэрол Малер в своей книге «Разноцветные голуби» [1987], удостоенной премии Вишни), но тут я посмотрела на Ханну и буквально онемела.
Ее злость, раздражение, досада – не знаю, как определить настроение, в котором она пребывала с самого моего прихода, с того телефонного звонка, но оно внезапно исчезло, будто выдохлось, как и последующая печаль. Ханна была пугающе безмятежна (см. раздел «Озеро Люцерн» в кн. «Швейцарский вопрос», Портер, 2000, стр. 159).
Правда, она закурила новую сигарету. Струйка дыма оплетала ее пальцы. Ханна то и дело поправляла волосы, и прядка на лбу качалась туда-сюда, словно страдая от морской болезни. Однако лицо выражало явное довольство человека, который только что совершил некий трудный подвиг. С таким лицом захлопывают учебник, запирают на ночь дверь и выключают свет. С таким лицом выпрямляются, когда после выхода на поклон под жидкие аплодисменты наконец сомкнется тяжелый алый занавес.
У меня в голове стучали слова Джейд: «Самая бездарная актриса на свете. Ее даже в порнуху не возьмут сниматься».
– Да какая теперь разница, что и почему, – снова заговорила Ханна. – Забудь и не вспоминай. Лет через десять будешь решать – после того, как возьмешь мир штурмом. Спать хочешь?
Не интересуясь ответом, она зевнула в кулак, встала и царственно потянулась, будто ее собственная белая персидская кошка. Эта самая кошка – Лана или Тернер, я не помнила точно, которая из них, – как раз вышла на свет из-под пианино, величественно помахивая хвостом, и громко мяукнула.
[329]
Я не могла уснуть. Одна, в чужой незнакомой кровати, из-за штор просачивается бледненькое утро и великаний глаз люстры смотрит с потолка. Рассказы о прошлом наших Аристократов потихоньку начали выползать из кустов, словно экзотические ночные зверьки после захода солнца (см. статьи «Цорилла», «Трубкозуб», «Ярбуа», «Кинкажу» и «Короткоухий зорро»[330] в кн. «Энциклопедия живых существ», 4-е изд.). У меня было мало опыта по части темного прошлого, если не считать внимательно прочитанных «Джейн Эйр» (Бронте, 1847) и «Ребекки» (Дюморье, 1938), и хотя я втайне восхищалась меланхолической жутью, запавшими глазами и трагическим молчанием, но сейчас было тревожно думать о том, что каждому из наших пришлось по-настоящему страдать (если Ханне можно верить на слово).
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!