Царица Шаммурамат. Полёт голубки - Юлия Львофф

Эламит, продолжая в одной руке держать мешок с письмами, который он получил от Ану-син, другой как бы в раздумии почесал в затылке.

— Я их тебе, может, и отдам, — проговорил он и искоса посмотрел на Басию, который, очевидно, уже умирал от любопытства, но больше не смел приближаться к их столику. — Только что ты собираешься с ними сделать?

— Как что? — возмутился Сугагу. Затем украдкой огляделся по сторонам и продолжил, понизив голос: — Ты и я, мы оба давали присягу верно служить владыке Нину! Так разве это не наш священный долг — защищать его царствование от изменников, мятежников и заговорщиков?

Теумман, прервав свои наблюдения за хозяином трактира, перевёл взгляд на собеседника и прошептал:

— Говорят, владыка — человек уверенный, чуждый недоверия и оглядки. Ему и в голову не придёт, что такая высокая и близкая ему особа способна на предательство. Боюсь, что он не поверит тебе.

— Мне, может, и не поверит: я человек маленький, — так же, шёпотом, отозвался Сугагу. Потом, приблизив своё лицо к лицу эламита, прибавил: — А вот к моему командиру, шакну Шамашхасиру, наверняка прислушается.

Теумман, обрадовавшись, что разговор удалось направить в нужное русло, тем не менее сделал вид, что раздумывает над словами собеседника.

— Ну что ж, — наконец сказал он, — пожалуй, это единственное правильное решение. Благодарю тебя, мой друг, что не позволил мне стать тем глупым человеком, который на смоковнице ищет дыню и не замечает фиг.

После этого эламитский наёмник в звании декума ассирийской армии осторожно передал мешок с табличками своему боевому товарищу Сугагу. Он радовался своему успеху и довольно потирал руки в предвкушении обещанного вознаграждения. Он был уверен, что старый преданный царю вояка непременно отнесёт письма тому, чьё имя назвала щедрая госпожа.

Улицы были уже пусты, когда Теумман вышел из трактира Басии. Свет горел только в жилищах ремесленников, торопившихся окончить работу до полуночи, да в притонах, откуда доносились возбуждённые голоса, песни и смех уличных блудниц. Иногда раздавались пьяные возгласы или крики о помощи.

Переулок, в который свернул эламит, чтобы добраться до своего жилища, был узкий и тёмный. Над его головой пролетали ночные птицы и летучие мыши. Неподалёку, окутанная ночным мраком, тихо несла свои воды Быстрая река.

Не успел Теумман пройти и несколько десятков шагов, как из-за стены какого-то дома выглянул человек и пошёл за ним следом. Хотя эламит был вооружён, на сердце у него стало неспокойно. Он знал, что любая встреча в здешних местах и в столь поздний час могла обернуться плохо. Он был один, а любители поживиться чужим добром зачастую нападали на одиноких прохожих целыми шайками.

Едва рука Теуммана легла на меч, как преследователь в мгновение ока оказался за его спиной, с силой вывернул ему руку, и он выронил оружие. От удара под дых у эламита перехватило дыхание, он резко согнулся пополам и захрипел. В следующее мгновение чьи-то руки крепко схватили его за голову, и, когда хрустнули шейные позвонки, мир в глазах Теуммана померк навсегда.

Шакну — командующий несколькими объединёнными полками (кицру), подчинялся непосредственно царю или туртану.

Декум — воинский чин командного состава.

Распустив очередной военный совет, на котором присутствовали высшие чины командного состава ассирийской армии, царь намеревался отужинать и как следует отдохнуть. Поэтому он предложил шакну Шамашхасиру перенести разговор, о котором тот просил, отведя его в сторону, на более позднее время.

Однако Шамашхасир оказался неожиданно настойчив. Он был явно чем-то взволнован; забота, которая томила шакну, читалась на его суровом бородатом лице со шрамом, пересекавшим левую щёку.

— Владыка, я бы не осмелился отнимать у тебя время благодатного отдыха, если бы речь не шла о срочном и важном деле, — сказал Шамашхасир, взглядом исподлобья провожая военных, покидавших Малый зал.

Нин сделал нетерпеливый жест.

— Не представляю, о чём таком уж срочном ты хочешь рассказать. Всё самое важное мы уже обсудили на совете. Ладно, я тебя выслушаю, но будь краток.

— Я прошу, владыка, чтобы ты задержал и призвал к ответу туртана Эришума, — высказав свою просьбу, шакну выпрямился как на параде: руки вдоль тела, грудь колесом, подбородок вскинут.

Царь удивлённо поднял брови.

— Дело в том, — продолжал Шамашхасир, — что, как мне стало известно, туртан вот уже несколько недель после своего возвращения из Суз тайком отправляет письма царю эламитов. Из содержания этих посланий следует, что Эришум во время своего пребывания в Сузах вступил с Шуттарной в переговоры — за твоей спиной, владыка. Цель тайного сговора ясна: когда Эришум с помощью эламитов устроит дворцовый переворот, он сам сядет на ассирийский трон.

Нин нахмурился.

— Я не могу поверить в правдивость твоих слов. Слишком серьёзны и неожиданны эти обвинения в сторону человека, который никогда не давал мне повода усомниться в своей преданности, — сказал он, бросив на шакну осуждающий взгляд. — Наверняка это происки интриганов и завистников! И это то неотложное дело, о котором ты хотел поговорить?

— Владыка, клянусь Ашшуром, я уверен в том, что говорю. Благодаря бдительности моих воинов доказательства измены Эришума попали прямо ко мне. Это ли не лучшие свидетельства вины туртана?

После этих слов Шамашхасир протянул царю шкатулку из самшитового дерева, в которой оказались глиняные таблички, сложенные в аккуратную стопку.

Но царь не торопился ознакомиться с их содержанием. Не двигаясь с места, он окинул военачальника долгим взглядом. Он прекрасно знал, что скрывалось за усердием Шамашхасира, — желание самому стать туртаном. Однако Нин считал, что шакну не был готов занять место Эришума. Во-первых, Эришум, хотя многие боялись его из-за вспыльчивости и свирепости нрава, умел неплохо ладить с простыми солдатами; Шамашхасир же, чтобы завоевать их симпатии, заискивал перед ними. Во-вторых, Эришум прежде был царским советником и за время своей службы обучился искусству интриг, что могло оказаться полезным при ведении переговоров с врагами во время войны; Шамашхасир же был обычным воякой, храбрым, но немного неуклюжим. И в-третьих, в ниневийском дворце ходили странные слухи о том, что Эришум будто бы с детства заговорённый. Некая магическая сила оберегала его и в сражениях, когда он в молодые годы ходил с Нином в походы, и когда на его жизнь покушались тайные враги, и однажды во время охоты на львов: когда Эришум, оказавшись один на один с царём зверей, вышел из этого поединка целым и невредимым. Было ли то колдовство, чародейство, или Эришум обладал волшебным амулетом? Или, как шептались дворцовые сплетницы, Эришум принял покровительство древних мистических сил в обмен на что-то очень ценное, возможно, своё этемму? Именно эта, третья причина, в которой крылось нечто неразгаданное, пугающее, сдерживала любой порыв царя, направленный против Эришума.