Царица Шаммурамат. Полёт голубки - Юлия Львофф

— Я догадываюсь, о чём ты думаешь, владыка, — неожиданно, понизив голос, заявил Шамашхасир. И увидев, что ему удалось привлечь внимание царя, продолжил: — Тебе я могу признаться, что преданные мне люди сумели разузнать кое-что о магии, которая защищает Эришума. Его дед по материнской линии в молодости был посвящён в древний культ божества, истинное имя которого хранится в тайне. Служители этого божества облачаются в одеяния алого цвета, а свои лица скрывают под маской льва. Насколько известно, они не обладают какими-либо замечательными способностями, а вот их верховный жрец… Если ему грозит опасность — неважно, из какого мира, людей или духов, — тень божества защищает его: жрец становится неуязвим. Наши предки называли это божество Красным драконом.

— И ты, зная об этом, призываешь меня наказать Эришума, который, как я понял, и есть верховный жрец Красного дракона? — после короткого молчания спросил Нин, озадаченный услышанным.

— Призываю, владыка, и настаиваю на этом, — отозвался Шамашхасир с таким видом, будто ему вдруг открылись все тайны мира. — Мои люди разузнали, что, когда в семье первосвященника Красного дракона рождается мальчик, тень божества оставляет своего прежнего подопечного, уходит от него и становится защитницей его преемника. Ты знаешь, полгода назад у Эришума родился сын. Это его первенец и… новый верховный жрец Красного дракона.

— И это значит?.. — начал царь в раздумии.

— Это значит, владыка, что ныне Эришум уязвим, — вместо него закончил Шамашхасир, с трудом скрывая мстительное торжество. — Он такой же, как все мы: простой смертный.

Спустя какое-то время запыхавшийся гонец догнал Эришума в одной из галерей дворца и от имени царя велел ему вернуться в Малый зал.

— Ты хотел меня видеть, владыка? — сказал Эришум, войдя в Малый зал, и точно споткнулся: царь, стоя у стола с военными картами, метал в него гневные взгляды.

Не спуская с туртана горящих гневом глаз, Нин указал на стоявшую на столе шкатулку. Когда он открыл её, Эришум, гадая, что всё это значит, заглянул внутрь и увидел дюжину глиняных табличек.

— Читай, — коротко приказал ему царь.

«У меня всё подготовлено к мятежу, как мы и договаривались», — было начертано на одной из них. «Я собрал преданных мне людей и сообщил им о дворцовом перевороте; они меня поддержали», — гласила другая. «Я по-прежнему недоумеваю, почему ты мне не пишешь. Ты можешь передать мне послание с человеком, который принёс тебе это письмо», — значилось на третьей. «Неужели наш договор потерял силу? Час настал — пора выступать, но ты ни разу мне не ответил», — упрекала четвёртая.

Эришум с недоумением, но предчувствуя недоброе, посмотрел на царя.

— И что я должен сказать? Какое отношение имеют ко мне все эти послания?

Нин презрительно и злобно фыркнул:

— Ты ещё спрашиваешь! Пытаешься прикинуться невиновным? К счастью, у декума, которого ты отправлял доверенным гонцом в Сузы, хватило ума не подчиниться твоему приказу! Но теперь твоим козням конец: ты получишь то, что заслужил!

И царь со стуком закрыл крышку шкатулки.

— Так, значит, ты нарушил аде, клятву верности своему повелителю, — с угрозой в голосе произнёс он.

— Нет, владыка, не нарушил, — возразил Эришум; на лбу у него выступил пот. Если бы потолок обрушился на голову туртана, его потрясение не было бы большим. — Всё это ложь! Какой-то ловкий завистник, мой личный враг, выдал эти послания за мои, а ты ему поверил…

— Ты предал меня, — продолжал Нин, не обращая внимания на протест туртана. — Ты вступил в тайные переговоры с Шуттарной, моим заклятым врагом, чтобы с его помощью свергнуть меня с престола Ассирии и узурпировать власть. Но скажи: разве я для этого посылал тебя в Сузы?

Тут ярость царя прорвалась наружу:

— Ты служишь эламитам, пёс! Ты обещал Шуттарне вернуть земли, которые я завоевал для Ашшура, а взамен потребовал у него военную помощь, чтобы он помог тебе стать новым ассирийским царём! Презренный изменник! Я велю тебя повесить!

Лицо Эришума застыло. Он понял, что ему объявлена война и что, вне всяких сомнений, он проиграл первую битву. Не успел он насладиться той властью, которую давала должность туртана, как был из неё разжалован. Царь Нин положил конец его долгой и славной придворной карьере, как гасят пламя факела, окунув его в воду. Но всё же Эришум не собирался сдаваться так быстро: в следующей битве — за свою жизнь — он ещё попытает удачу.

— Схватить его! — приказал царь.

Подбежали гвардейцы из личной охраны царя, схватили Эришума и потащили его к двери. Но на полпути он вдруг остановился и, с ненавистью глядя на Шамашхасира, выкрикнул ему в лицо:

— Это ты всё подстроил, жалкий трусливый шакал!

— Ну, разумеется, — пряча самодовольную улыбку, ответил шакну, — что ещё ты можешь сказать, чтобы оправдать своё предательство?

— Многим известно, что ты хотел занять моё место! — не унимался Эришум. — Подлец! Если здесь, в этом зале, и есть предатель, то его имя: Шамашхасир!

— Охрана, — закричал царь, потеряв терпение, — приказываю заковать этого человека в кандалы и держать в темнице под стражей до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.

Эришум, со всех сторон окружённый охранниками, обернулся и, обращаясь к царю, бросил с бессильной яростью:

— Ты совершаешь огромную ошибку, владыка! Такого преданного человека, как я, у тебя больше никогда не будет!..

Обещание царя держать разжалованного туртана под стражей до тех пор, пока он не придумает, как с ним поступить, удовлетворило Шамашхасира не полностью. Эришум всё-таки был из династии военных, и желание иметь во главе армии кого-то из своих близких никогда не оставляло старейшин его рода. Шамашхасир справедливо опасался, что, пока Эришум жив, его родственники могут поднять мятеж или обратиться к царю с прошением о помиловании бывшего туртана. Ясно, что ни то, ни другое не входило в далеко идущие планы честолюбивого шакну. В своих молитвах он неустанно благодарил богов за то, что они так неожиданно и милостиво предоставили ему случай смести Эришума с дороги.

К большому огорчению Шамашхасира, царь медлил с вынесением приговора изменнику: возможно, его по-прежнему удерживал страх перед древней магией, защищавшей Эришума, а может, Нин сомневался в его причастности к заговору, вспоминая последние слова боевого товарища своей молодости. Однако ещё больше хлопот доставили бунтарские настроения в некоторых полках. Солдаты, которые помнили Эришума по прошлым сражениям, подстрекаемые родственниками разжалованного туртана, возмутились, узнав, что его держат под стражей закованным в кандалы. Как же так? Того, чей отец когда-то был главнокомандующим, того, кто сам недавно стал во главе доблестной ассирийской армии, упрятали в темницу?

Пока царь колебался с вынесением приговора туртану, Шамашхасир действовал с целью во что бы то ни стало убедить Нина в измене Эришума. Он привёл к царю не только декума Сугагу, который принёс ему таблички и рассказал о своей встрече с «гонцом» туртана, но вместе с ним во дворец был допущен также Басия, хозяин трактира, где проходила встреча декумов. Дрожа от страха, как осиновый лист, заикаясь от волнения (мечтал ли он когда-нибудь предстать пред грозным ликом самого царя?), Басия подтвердил под клятвой Мамиту, что собственными глазами видел, как на «гонца» напал человек, в котором он узнал завсегдатая своего трактира. Не смея поднять глаз на повелителя, стоя перед ним на коленях и лбом касаясь пола, Басия несколько раз повторил, что убийцей был военный из близкого окружения туртана Эришума. Тело «гонца» со свёрнутой шеей было обнаружено на речном берегу: вероятно, убийца намеревался спрятать концы в воду, но его спугнули и он бросил тело жертвы, спасаясь бегством.