Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь - Сара Дюнан

* * *

Август. Слишком жарко, чтобы шевелиться, думать, даже молиться. Французские войска заливали потом свой путь через холмы к летним альпийским перевалам. Никто не мог с уверенностью сказать, где они окажутся зимой. Ощущение нависшей опасности становилось все сильнее из-за того, что зима ожидалась не такой, как обычно. Тысяча четыреста девяносто девятый год подходил к концу и знаменовал собой не только конец столетия, но и завершение полутора тысячелетий. Тысяча пятисотый год. У многих при мысли о значимости даты голова шла кругом. Вторжение, война и эта эпидемия новой болезни, столь явный знак Божьего гнева, плодили слухи о Страшном суде, которые распространялись по всему христианскому миру подобно пламени по сухому папоротнику. Чтобы подготовиться к неизбежному, грешники (а кто не без греха?) собирались в паломничество. Целью их пути был Рим.

Что одних ввергало в панику, для других становилось источником дохода. Повезло тому наместнику Бога на земле, кто управляет такими притоками прибыли. Александр уже вовсю занимался ремонтом. В самый разгар лета кипела работа: мужчины счищали с домов наросшие на них ракушки, а на протяжении всего долгого пути пилигримов между главными церквями Рима росли торговые лавки. От замка Святого Ангела до ступенек старой базилики Святого Петра теперь тянулась новая оживленная улица, названная в честь папы: Виа-Алессандрина. Он уже представлял, как она наводнится верующими, исполненными любовью к Богу и осененными величием церкви его на земле. Папская казна будет забита под завязку, Рим снова вернет себе статус великого города и паломники вернутся в свои города и деревни, разбросанные по всему христианскому миру, с именем его святейшества на устах: Родриго Борджиа, Александр VI, испанец по рождению, но папа римский, который вершит историю. В этом он теперь не сомневался.

Во дворце рядом с Ватиканом Лукреция чувствовала, как внутри нее шевелится ребенок. Теперь порой она спала после обеда, забываясь тяжелым крепким сном, будто какое-то снотворное снадобье затягивало ее под воду, а ребенок, подобно жирной рыбе, плавал внутри ее. Когда она просыпалась, мозг ее был так затуманен, что требовалось время, чтобы вспомнить, что вообще происходит. Ребенок снова шевелился, и она обхватывала руками живот.

– Тише, тише, все будет в порядке. Ты в безопасности.

Вначале она беспрерывно молилась:

– Господи, пусть это будет мальчик. Если удостоишь меня милости своей, сделай так, чтобы это был мальчик.

Она произносила эти слова так часто, что сама уже почти в них поверила. Затем, испугавшись, что ее уверенность уж слишком отдает самонадеянностью, за что можно поплатиться, просила Бога простить ее за это. В последние недели она приказала развесить повсюду в спальне религиозные картины, чтобы, куда ни глянь, взгляд упирался в них. Рим наводнили знаменитые художники, воспевающие мужскую красоту, но кисть их хорошо выводила плоть, а не душу. Она искала изображения распятого Христа, на которых его страдания вызывали у смотрящего наибольшее сочувствие. Перебрав с полдюжины мадонн с младенцем, Лукреция выбрала ту, на которой безмятежность отражена была ничуть не в меньшей степени, чем радость. Теперь, просыпаясь, она могла переводить взгляд с одной картины на другую. В окружающем ее хаосе они помогали ей не сойти с ума.

* * *

Когда авангард войска наводнил горные перевалы, из Милана пришли новости. Людовико Сфорца, человек, привыкший высмеивать тех, кто строит свою жизнь по гороскопам, заглянул в собственное будущее и наспех паковал вещи перед побегом. Страх – штука заразительная. Всего два дня спустя Лукреция проснулась и обнаружила, что ее муж принял то же самое решение. В оставленном ей письме он сообщал, что любит ее и что напишет ей из Неаполя. Она не знала, смеяться ей или плакать.

– Это все работа Неаполя! – кричал Александр. – Если король Федериго так жаждет воссоединения семьи, мы ему поможем. Велите моей невестке паковать вещи. Ее он тоже получит обратно.

Когда Санча отказалась ехать, папа пригрозил выслать ее силой. Видя его в таком гневе, весь двор пришел в замешательство. Слезы и мольбы Джоффре и Лукреции тоже не принесли результатов, и Санче пришлось собираться в свое невеселое путешествие.

Несколько дней спустя шпионы папы перехватили письмо от Альфонсо к Лукреции, в котором он просил ее покинуть Рим и присоединиться к нему.

Александр неожиданно пришел навестить дочь, когда та как раз читала письмо – печать на нем кое-как восстановили.

– Решил проведать, как ты, – шумно приветствовал он ее.

– Я на шестом месяце, и мой муж оставил меня. – Лукреция много молилась и плакала, а затем молилась вновь и вновь, но сейчас, к собственному изумлению, была совершенно спокойна. Она сложила письмо и накрыла его руками. – Говорю на случай, если ты сам еще не читал письма.

Александр опешил от ее хладнокровия.

– Ему не следовало бежать подобным образом, – пробурчал он. – Без позволения.

– Альфонсо опасался за свою безопасность.

– И зря! Он твой муж и находится под моей защитой.

– Да? Как и Джованни Сфорца?

– Там другое дело. – Александр вздохнул, будто сам был обиженной стороной и весь мир сговорился против него. – Я пришел не для того, чтобы ссориться, Лукреция. Напротив, я пришел, потому что нуждаюсь в твоей помощи.

– Моей помощи? В чем?

– Мне нужно, чтобы кто-то управлял городами Сполето и Фолиньо, человек преданный и с сильным характером.

Она удивленно уставилась на него.

– Я? Эта должность больше подходит кардиналу.

– Раньше, может, так и было. Но в ближайшее время ситуация сильно изменится не в лучшую сторону, поэтому мне нужно окружить себя людьми, которым я могу доверять. На многих папских территориях в преддверии возможных событий уже начались беспорядки. Сполето остается нам верен, и его преданность должна быть вознаграждена хорошим правителем. Ты умеешь ладить с людьми и все лучше и лучше разбираешься в политике, Лукреция, я уже давно это заметил.

– Но… Как насчет Джоффре?

– Джоффре! Мы оба знаем, что Джоффре не способен даже кожуру с яблока снять. Но я пошлю его вместе с тобой за компанию.

– А мой муж? Ты вернешь его мне?

– Это решение короля, а не мое.

Она ждала.

Вот оно, искусство торговли! Чем бы ни руководствовался Александр, делая ей такое предложение, он действительно восхищался ее острым умом.

Он вздохнул.

– Хорошо. Я попытаюсь.

* * *

Она отказалась от обшитого шелком паланкина, который предложил ей для поездки папа, и большую часть путешествия проделала верхом. Она хорошо знала дорогу, по которой однажды ехала в Пезаро, и любила раскинувшиеся перед ней пейзажи, сначала дремучий лес, а затем широкие плодородные равнины, живописные маленькие города на холмах, словно каменные головы, глядящие далеко-далеко во все стороны света. Где бы она ни останавливалась, люди толпами приходили поприветствовать ее. О грехах дочери папы римского чего только не болтали, и все удивлялись, увидев изящную, скромную молодую девушку. Ее живот уже порядком округлился, шелка одежд на нем отражали лучи солнца, и женщины часто пытались протиснуться к ней поближе, надеясь, что ее плодовитость снизойдет и на них. Другие приносили цветы и амулеты на благословение. По дороге в Нарни, где под украшенным скульптурами римским мостом журчали воды реки, из толпы выступила сгорбленная старуха и закричала: