Жаклин Кеннеди. Американская королева - Сара Брэдфорд

Казалось, все под контролем. Белый дом ее больше не тревожил, она намеревалась отдохнуть и развлечься в ожидании малыша. 8 января она с Джоном и Каролиной вернулась на вертолете в Вашингтон. Два дня спустя, сидя в гостиной и диктуя что-то Мэри Галлахер, она вдруг как бы невзначай спросила: «Мэри, как вы считаете, я уже сделала достаточно на посту первой леди?» Вопрос был риторический, и секретарь, догадывавшаяся о беременности Джеки, ответила, как и ожидалось, что миссис Кеннеди сделала больше чем достаточно и теперь может делать только то, о чем попросит мистер президент. Затем Джеки вызвала Тиш и велела отменить публичные мероприятия, кроме самых важных, сославшись на то, что мало видит детей и как первая леди уже сделала достаточно. Она сосредоточилась на детях и домашних делах, лично составляла меню для Каролины и Джона, следила, чтобы они питались разнообразно, учила помощницу экономки готовить правильный дайкири (они с Джоном всегда перед ужином пили аперитив) и добавила несколько блюд в репертуар шеф-повара – с прошлой осени Джон опять страдал желудочными недомоганиями и сидел на строгой диете.

Вместе с Ли она посетила несколько важных мероприятий – выступление президента с ежегодным посланием конгрессу «О положении страны», ужин по случаю второй годовщины инаугурации и прием, который обошелся в тысячу долларов на каждого из приглашенных, ужин в честь вице-президента и других высокопоставленных чиновников в Белом доме и частные ужины, которые устраивали Диллоны и Рузвельты, затем сестры вместе с Джоном вылетели в Нью-Йорк и целую неделю ходили по магазинам, галереям и театрам. Втроем они поужинали в ресторане Le Pavillon, после чего пошли посмотреть постановку британской сатиры «За гранью» (Beyond the Fringe), а также побывали на благотворительном вечере, организованном Стивом Смитом и его женой. Стас Радзивилл и Чак Сполдинг присоединились к ним за неспешным воскресным обедом, а 11 февраля Джон, Джеки и Каролина вернулись в Вашингтон, где принимали президента Венесуэлы и короля Бельгии; Джеки планировала провести последний уик-энд в Глен-Оре и проконтролировать ситуацию в Уэксфорде.

В Глен-Ору Джеки вернулась со смешанными чувствами: отделка дома, арендованного на два года, была пустой тратой денег. Президент имел причины сердиться на жену за расточительство, но простил ее, даже когда она выложила кругленькую сумму за две картины, которые приобрела в Нью-Йорке как запоздалый подарок к Рождеству. В конце марта Джон снова дал Мэри Галлахер распоряжение показать Джеки «последние суммы на покупку одежды», но она просмотрела гроссбух, не сказав ни слова, а вечером опять уехала в Нью-Йорк и устроила набег на магазины. Мэри Галлахер вздыхала: «Я понимала, вскоре эта сцена повторится снова…»

«Мы совершенно закрутились, – писала Тиш своей подруге Клэр Бут Люс 8 января 1963 года. – То открытие сессии конгресса, то “Мону Лизу” привезли из Франции, вдобавок куча официальных визитов из всех известных и неведомых стран!» 4 июня Тиш покидала Белый дом. Как она писала миссис Люс, Кеннеди поняли причины ее ухода, в том числе «желание ПОКОНЧИТЬ С БЕДНОСТЬЮ. Я никогда не забуду этот уникальный опыт… и очень тронута, что смогла внести свой скромный вклад в историю, пусть маленький, но тем не менее принесший мне огромное удовлетворение! Я любила Кеннеди всем сердцем – и с течением времени мое уважение и любовь только возрастали».

Это письмо Тиш к подруге опровергает домыслы, что Джеки ее уволила. Она признаёт, что Джеки порой сердилась, когда она забрасывала ее докладными записками, пытаясь заставить делать то, что Джеки делать не хотела, но она восхищалась первой леди: «Она замечательно со всем управлялась – с домом, с прислугой, со спецагентами, с горничной, могла похвалить за правильно сделанную работу, была добра и вежлива, но всегда держала дистанцию». Прощальная вечеринка в честь Тиш состоялась 27 мая в Китайской комнате, играл флотский оркестр, а Джеки сама сочинила на музыку песни «До свидания, Рим» (Arrivederci Roma) другие слова – «До свидания, Летиция» и исполнила вместе со всем персоналом. Джеки очень высоко оценила работу, проделанную Тиш; она осталась в фаворе у Кеннеди и получила работу в Чикаго, в одной из кеннедевских фирм.

На месте секретаря по связям с общественностью Летицию Болдридж сменила Нэнси Таккерман, подруга нью-йоркского детства Джеки и соседка по комнате в Фармингтоне. Нэнси, целиком и полностью преданная подруге, стала самоотверженным буфером, защищающим Джеки от окружающего мира. Работала она спокойно, не в пример Тиш, которая вечно носилась словно ураган. Как в шутку сказала Тиш, «Джеки ввела Нэнси анестетик». У Нэнси, писал старший церемониймейстер Дж. Б. Уэст, «было одно неоспоримое преимущество – дружба с миссис Кеннеди. Она знала все слабости первой леди, знала, как вести себя в той или иной ситуации, знала, что надо сообщить наверх и когда, что обсуждать и какие темы лучше обойти стороной. Иногда, выслушав предложение Нэнси, миссис Кеннеди просто отмахивалась: “Нэнси, я не хочу”. И больше это не обсуждалось».

Кто-то из родни Джеки вспоминал: «Нэнси была рабыней Джеки»; и действительно, Нэнси посвятила всю свою жизнь подруге, оставалась с ней до конца и так и не вышла замуж. «Однажды я спросил, – вспоминал Джон Фэрчайлд, – почему она никуда не ходит, не живет своей жизнью, почему ставит себя в положение рабыни, какое будущее ее ожидает. Но она не ответила».

Когда Джеки предложила ей работу в Белом доме, Нэнси возразила, что не имеет необходимой подготовки. Однако Джеки считала, что это не проблема. «Работа очень простая, – сказала она, – большей частью даже не работа, а развлечение».

«Я-то никогда не считала эту работу простой, – рассказывала Таккерман, – но Джеки всячески старалась сделать ее повеселее. И было весело, когда она переодевалась, чтобы ее не узнали, и мы устраивали вылазку за ворота Белого дома, без сопровождения. Или когда в Вашингтон прилетел дирижабль и мы, пользуясь случаем, взяли Каролину и Джона прокатиться над сельской виргинской округой, а секретной службе только и оставалось ехать за дирижаблем на машине, петляя по дорогам на головокружительной скорости».

Первой важной задачей Нэнси стала организация приема в честь короля Афганистана, а Джеки со своей стороны постаралась, чтобы дебют подруги, с фейерверком на Южной лужайке, запомнился надолго. Тем вечером Джек Кеннеди распорядился сократить время на фейерверк, и в итоге все петарды, рассчитанные на восемь минут, запустили за четыре – с ошеломляющим эффектом. Первый залп прогремел с такой силой, что охрана президента и короля бросилась прикрывать их, испугавшись, что это бомба, а в Белый дом весь вечер названивали вашингтонцы с вопросами, что это было – бомба или крушение самолета. На следующий день в прессе появились восторженные отзывы об организации приема, о Нэнси и о фейерверках, про афганского короля упомянули лишь вскользь. «Вот видишь, Нэнси, – сказала Джеки, – ты обскакала короля Афганистана». Таккерман прокомментировала так: «Она меня похвалила, хотя похвалы заслуживала она, а не я, – типичный дружеский жест».

Нэнси, происходившая из очень уважаемой нью-йоркской семьи, раньше работала в одной из нью-йоркских турфирм, где среди ее клиентов были, например, Джанет и Хьюди Окинклосс, и время от времени помогала матери, которая занималась организацией приемов. Для Джеки она стала идеальной помощницей. Ее энергичная мать говорила, что Нэнси была самой спокойной из троих детей, «она обладает огромным тактом, умеет учесть все детали и держит рот на замке!». Нэнси стала прочной опорой, в которой так нуждалась Джеки с ее суматошной жизнью.