На южном фронте без перемен - Павел Яковенко

Однако местное мусульманское кладбище меня очень сильно разочаровало. Каменные памятники, почти все, пестрели надписями на арабском языке. Над некоторыми стояли шесты с флажками. Солдаты говорили друг другу, что здесь похоронены погибшие в бою, и еще не отомщенные воины. Версия, конечно, интересная, но мне верилось в нее что-то очень слабо.

Христианской могилы я не нашел ни одной, было несколько памятников на русском языке, но и там были похоронены чечены. Тогда почему на русском? Это осталось для меня загадкой. Я прошел все кладбище вдоль и поперек, устал, ничего интересного не обнаружил, и отправился обратно в машину.

А вот личный состав, между тем, ночью зря времени не терял, и, как оказалось, (и как я проспал?), наведался в Центорой. Солдаты, так же как и в Новогрозненском, обшарили все брошенные дома, и приволокли еды. Так что обед обещал быть нерядовым. Данилов же приволок газету. Он полистал ее, и выбросил. Я подобрал этот листочек. Ого! Да это же местная пресса! Боевой листок чеченских боевиков, но на русском языке. Чтобы и мы читали? Да, наверное…

На весь лист шла статья «Крестоносцы». О том, как в Грозном бородатые федералы ходят в трусах и шлепанцах, с большими крестами на голой груди, для развлечения стреляют в мирное население, и вообще, ведут себя как подлые колонизаторы и оккупанты. Занятная была статейка. На оборотной стороне был напечатан душещипательный и жизнеутверждающий рассказ о том, как юный горский юноша удачно помогал дудаевцам — защитникам родины в борьбе с русскими. Он, типа, разжигал на горе костры, а федеральная авиация бомбила пустую гору, зря расходую боеприпасы и сжигая керосин.

Из рассказика так и вырисовывался «юноша бледный со взором горящим». Я вспомнил, как эти «юноши» отрезают пленным ровесникам разные части тела, и появилось желание забить эту газетку в рот тому, кто ее печатает.

Очень, очень скоро выяснилось, как неудобно находиться около нашей «кухни». Всегда советуют — держитесь подальше начальства и поближе к кухне. Подразумевая при этом, что начальство и кухня находятся в разных, достаточно удаленных друг от друга местах. А если они вместе располагаются? Как тогда?

А тогда не очень хорошо. И бойцы нашей минометки это поняли очень скоро. Когда к нам по очереди стали захаживать старшина Чорновил и замполит батальона. Как-то эти оба товарища сдружились между собой. Хотя, что между ними общего, я понять не мог. Майор и прапорщик — какая связь еще страннее может быть? Шекспир. Ну, это не нашего ума дело, да только Чорновил теперь бывал у нас постоянно, лазал по кузовам, рассматривал накопленное нечеловеческими трудами личного состава трофейное имущество, и только хмыкал. Увидел, например, что вместо стандартного, «родного» руля у моей «шишиги» теперь красуется шикарный руль от «Мерседеса», и скривился.

Несколько дней подряд он появлялся и читал занудные лекции о пользе дисциплины и порядка, о гибельности греха мародерства для души и тела. В глаза при этом никому не смотрел, устремляя свой взгляд куда-то в пространство, но зудел непрерывно, и как по писанному. Уж насколько я терпелив, но он достал и меня. Что же говорить про остальных бойцов! Армян был в настоящем бешенстве. Когда он видел приближающегося папоротника, то прятался. Не потому что боялся его. Нет! Он боялся себя. Он сказал мне, что скоро не выдержит, возьмет автомат, и застрелит этого «вонючего старого козла»! Я, конечно, всячески смягчал ситуацию, но и сам начал откровенно опасаться за исход всего этого дела, так как Армян стал явно неуправляем.

Майор — замполит начал доставать нас с другой стороны. Местные аборигены, оказывается, накатали жалобу, что мы их ежедневно грабим. Да, я был в курсе, что бойцы периодически наведываются в Центорой в поисках продуктов. Но ведь это были не только наши бойцы! В смысле, не только из нашей минометной батареи. Однако почему-то, по крайней мере, со слов Чорновила, выходило так, что это мы с Найдановым были чуть ли не единственными организаторами и вдохновителями грабежей и погромов. Не потому ли, что однажды папоротник видел, как мы с Найдановым в окружении бойцов ели курицу? А бедному старшине не досталось? Не досталось, потому что он поздно пришел. Пришел бы раньше — выделили бы и ему кусок. Хотя, честно говоря, все были уверены, что хитрый папоротник и на ПХД далеко не бедствует.

Во всяком случае, и у бойцов, и у нас с Найдановым, как-то одновременно и очень быстро возникла мысль, что, чтобы избежать прямо на глазах надвигающихся неприятностей, надо дернуть отсюда в Белготой. Солдат откровенно достал Чорновил, а мы с Найдановым как-то неожиданно начали всерьез опасаться замполита. Мало того, что он высказывал нам, (пусть и опосредованно), но ведь он еще и начальству докладывал — по инстанции! Я мог себе представить, какая репутация складывалась у нас двоих у командования бригады! Не батальона — Санжапов был «свой» человек, а именно у бригады. Скажем, у подполковника Дьякова. Он и раньше-то иногда называл нас «мародерами», но теперь…

В общем, Найданов на свой страх и риск пошел к замполиту, о чем они там говорили, не знаю, но Андрей вернулся весьма довольный, и сказал, чтобы батарея сворачивалась — мы едем в Белготой! («Правда, есть ложка дегтя», — тихо проинформировал он меня. — «Старшина едет с нами. Но без него не отпускали. Вот так!»).

Ну ладно! Черт с ним! Главное, покинуть это унылое место. В Белготой!

Если бы подполковник Дьяков знал, если бы он чувствовал, что наша минометная батарея, снявшись с господствующих высот над Центороем, приближается неспешно к Белготою, он обязательно что-нибудь предпринял. Вскочил бы, в крайнем случае, на свой МТЛБ, погнал бы нам навстречу, перегородил дорогу и заорал так, что «шишиги» от испуга присели бы на задние колеса, да и разбежались в ужасе кто куда. А Найданов снова получил бы по рогам. Да и мне бы тоже досталось — для профилактики.

Но Дъяков был совершенно поглощен управлением огнем по Дарго, на мелочи не отвлекался, и потому колонна наших машин беспрепятственно въехала в поселок и затряслась развороченными улицами по направлению к центру.

Я со смешанным чувством любопытства и тревоги рассматривал заборы, приземистые домишки и голубой небосвод, который портили султаны дыма, подымавшиеся над горящими строениями Дарго, где укрылись не только чехи, но и похоже, все население Белготоя, способное взять ноги в руки и дать деру.

Ветви садовых деревьев так далеко свешивались за ограды, что цепляли борта машин и шуршали со злобою на нас — незваных пришельцев. Все вокруг выглядело вроде бы и неповрежденным, лишь одинокий дом на самой окраине быстро превращался в головешки, пожираемый прожорливым пламенем. Как выяснилось позже, вэвэвшники нашли здесь взрывчатку, и в назидание коварным аборигенам взорвали ее вместе с жильем к чертовой матери. Наверняка с противоположной стороны ущелья развели пропаганду, указывая пальцами на пожар, что эти злобные «рыжие псы» жгут дома мирного населения и вновь призвали к беспощадному джихаду.

Дарго располагалось за глубоким ущельем; единственная дорога, которая вела туда, вне всякого сомнения была нашпигована минами, как любительская колбаса салом, и простреливалась во всех направлениях. Наступать по ней было чистейшим безумием, и не таков был, на наше счастье, подполковник Дьяков, чтобы посылать бойцов на верную смерть ради какого-то задрипанного населенного пункта. Вместо этого наша артиллерийская батарея методично пыталась превратить его в руины, что ей и удавалось (частично) благодаря осколочным и зажигательным снарядам.