Сто голосов - Скотт Макконнелл

И что же вам было известно о ней?

Я знал, что она противоречивый человек. Должно быть, я прочитал несколько критических разборов романа Атлант расправил плечи. Забавно сказать: получив это задание, я принял решение прочитать все ее произведения, которые сумею найти, за исключением романа Атлант расправил плечи на одиннадцати сотнях внушительных страниц. И я явился к ней, волоча — в те-то дни — огромный ленточный магнитофон. Я провел с ней довольно много времени, возможно, час или два. В какой-то миг она распрямилась и подлинно прокурорским тоном произнесла: «Вы не читали Атлант расправил плечи!» И я с трепетом признался, что да, она права, и я читал все, кроме Атланта. Тогда она проговорила: «Убирайтесь отсюда и не возвращайтесь до тех пор, пока не прочтете». Что я и сделал. Это было и вправду забавно.

А потом она задавала вам вопросы, чтобы определить, действительно ли вы прочли Атланта?

Послушайте, мы, авторы, чувствуем такое за десять миль.

И какое же впечатление о ней возникло у вас после встречи с ней?

Удивление. Я не думал, что она говорит с акцентом, и вообще она напомнила мне добрую еврейскую бабушку.

Опишите процесс интервью.

Первый сеанс занял, по всей видимости, пару часов и проходил в ее квартире, в Манхэттене. Когда я вернулся к ней во второй раз, не помню, сколько продлилось интервью. Я не оспаривал ее взгляды. Как интервьюер я должен был осветить их, и думаю, именно это я и сделал. Она была очень удивительным человеком. Встречу с ней забыть невозможно, особенно если она выставила тебя и пригласила вернуться обратно.

Почему вы выбрали именно такие вопросы и темы?

Должно быть, потому, что они отражали мои собственные интересы. Я всегда интересовался социологией в плане социального анализа и экономики, а также философии. Интервью было продолжительным, за это время можно было составить новые идеи, почему мне, собственно, и нравился этот процесс.

Можете ли вы вспомнить, кто именно решал, какие вопросы и ответы публиковать?

В Плейбое говорили: «Возьмешь интервью у X, Y, Z» — и могли наметить интересовавшие редакцию вопросы, однако я сам должен был составить список предполагаемых вопросов и, возможно, отослать его в журнал на утверждение.

Насколько я помню, в то время ее настолько допекала пресса, что она самым свирепым образом желала контролировать все части этого процесса, включая — и это далеко выходит за привычные рамки — подписи под снимками. Обычно это не позволяется интервьюируемому. Те, кого я интервьюировал, обыкновенно об этом не просили.

Осуществляла ли она редактирование какого-либо рода?

Каким-то механизмом контроля она располагала. Но не могла осуществлять его без предварительного прочтения. Впрочем, не помню никаких крупных противоречий и трудностей.

Что вы думаете о ее ответах?

Проницательные! Она была в высшей степени умным и проницательным человеком. Располагая своей философской системой, она, возможно, была способна предвидеть направление любого вопроса и располагала четко сформулированными ответами на них.

Какое мнение у вас сложилось об этом интервью от плохого?

На мой взгляд, оно удалось мне, однако я, конечно же, заинтересованное лицо. Чтобы понять весь блеск ее ума, не обязательно было соглашаться с ней.

Как интервьюер скажите, чем отличается хорошее интервью от плохого?

Дело интервьюера, особенно в свете того, что я уже рассказал вам, требует хорошей домашней подготовки — нельзя забывать в каждом случае вовремя прочесть своих Атлантов.

Как писатель и журналист я встречался с самыми интересными людьми, начиная от президентов и премьер-министров и кончая нобелевскими лауреатами, и высоко ставлю ее в этой компании. Она никогда не растворялась в тени. Она блистала.

В 1964 году Таня Гроссинджер работала в качестве обозревателя в журнале Плейбой.

Дата интервью: 11 февраля 1997 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Таня Гроссинджер: Я руководила радиорекламой журнала Плейбой в Нью-Йорке. В то время моей обязанностью было устраивать людей, дававших нам интервью, в радио- и телевизионные диспуты.

Я должна была делать макеты интервью примерно за два месяца до их публикации. Поэтому, получив текст интервью Айн Рэнд и номер ее телефона, я позвонила ей и предложила поучаствовать. Она ответила полным согласием и дала мне свой адрес. И мы назначили дату моего приезда в ее дом для того, чтобы познакомиться. Мне понравилось то, что она сразу пригласила меня к себе. Некоторые люди не хотят этого делать до того, как познакомятся с тобой, либо просто не желают видеть чужого человека в своем доме.

Так сложилась моя первая встреча с Айн Рэнд. Я стучу в дверь, и она открывает мне будучи в фартуке. Она ожидает кого-то, кто должен починить ей холодильник. Фрэнк тоже дома с кошками, и она говорит мне: Вот вам Айн Рэнд, известный философ, не способный добиться, чтобы в ее доме исправили холодильник. И тут я решаю, несмотря на то что была категорически настроена против ее философии, что женщина эта что надо.

Расскажите мне о тех интервью, которые вы устраивали.

Я устроила ее в радиоинтервью к Барри Фарберу на радио WOR[221]. В мои обязанности входило забирать писателей и доставлять их на радиостанцию. В тот самый день был парад Святого Патрика, и потому мы не могли выполнить свои обязанности обыкновенным образом. Она сказала, что не видит в этом никакой проблемы, возьмет такси и встретится со мной на радиостанции, находившейся на углу Бродвея и 41-й стрит в Нью-Йорке.

Я первой приехала туда, ее еще не было, а шоу было назначено на семь вечера. И вот 6.30, потом 6.45, потом 6.50, потом 6.55. Барри Фарбер не рад. Я не рада. И мы не знаем, где находится Айн Рэнд и рада она или нет.

Почему она опоздала на интервью?

Это же был день Святого Патрика; и она не сумела прорваться к нам. Наконец Барри говорит мне: «У нас нет выбора, и ты должна действовать. Ты будешь у нас Айн Рэнд». Я ответила, что так не пойдет, потому что я не только не Айн Рэнд, но категорически против всего, что она говорит. Тут он говорит: значит, расскажешь все это в эфире. Ну, и мы целый час даем в эфир мое мнение об Айн Рэнд. Я настаивала на том, что это — удивительная женщина, что я восхищена ею как личностью, однако не согласна с ее философией. Случилось так, что мы с Айн никогда не разговаривали о моем отношении ко всему, что она намеревалась сказать, потому что это не имело никакого касательства к нашим отношениям. Итак, шоу закончено, и в студии звонит телефон. Барри Фарбер говорит мне: «Таня, это тебя».