Британские интеллектуалы эпохи Просвещения: от маркиза Галифакса до Эдмунта Берка - Максим Ковалев

Будущий 4 – й граф Честерфилд с родовым именем Филип появился на свет 22 сентября 1694 г. в доме на площади Сент – Джеймс в Лондоне. Воспитанием ребёнка занималась в основном бабушка по материнской линии, женщина, достойная всяческого уважения. Филип рос способным мальчиком. Склонный к гуманитарным наукам, он не стяжал успехов в математике. Родные не слишком нагружали его, предпочитая адаптировать свои требования к его способностям. Впоследствии к нему был приставлен учитель из французских гугенотов – священник Жюно. По достижении восемнадцати лет юноша был отправлен в Тринити Холл Кембриджского университета. Свои впечатления от учёбы он нередко излагал в письмах к Жюно. Филип отмечал, что учащиеся Тринити Холла старше и выглядят более светски, чем в других колледжах, а преподают там юристы, повидавшие едва ли не весь мир. Именно в университете он сделался членом «Клуба остроумцев» («Witty Club») и писал стихи в честь заключённого в 1713 г. Утрехтского мира, завершившего Войну за испанское наследство (1701 – 1714 гг.). «Я пил и курил – писал Филип Жюно, – несмотря на великое отвращение к вину и табаку, единственно оттого, что полагал эти занятия модными»549.

На следующий год Филип покинул колледж, как сам признавался, без особого сожаления. В путешествие по Европе, т.н. гранд – тур он отправился без «медвежатника» (наставника). Побывал во Фландрии, Амстердаме, Лейдене, Утрехте, где познакомился с герцогом и герцогиней Мальборо. Вероятно, именно под их влиянием он изменил своё отношение к Утрехтскому миру. В Париже он не отметил чего –либо особенного, за исключением Версаля, чего нельзя было бы найти в Англии. Французским светским обществом был принят хорошо. «Сэр, вы как один из нас», утверждали его новые знакомые. В письме к Жюно Филип довольно откровенно описывает свой образ жизни в Париже: «…Я высокомерен, я всё время болтаю, я очень развязный и нахальный, я без остановки пою и танцую; наконец, я трачу жуткие суммы на пудру, плюмажи, белые перчатки и проч.»550

Когда молодой человек вернулся на родину, точно не известно. Однако он сожалел, что не смог поздравить Георга I Ганноверского, короновавшегося 18 сентября 1714 г. в Вестминстере. Смерть королевы Анны Стюарт он оценивал как «счастливейшее событие, когда – либо случавшееся с Англией»551. Участвовавший в предотвращении государственного переворота группы тори во главе с лордом г. Болингброком генерал Стэнхоп, дядя отца Филипа, сделался государственным секретарём. Это позволило Филипу получить пост лорда опочивальни принца Уэльского. Избравшись в парламент от местечка Сен –Жермен в Корнуолле, он произнёс свою первую речь, за что был оштрафован на 500 ф ст., поскольку до совершеннолетия (21 год) ему не хватало ещё шести недель. Время, пока не закончился период его дисквалификации, Филип вновь провёл в полюбившемся ему Париже.

В этот период молодой лорд Стэнхоп имел мало друзей. Наиболее тесные отношения он поддерживал с лордом Ламли, будущим графом Скарборо. Тот самый человек, который будет посвящать своего сына в тонкости светских манер, обладал неуклюжей фигурой, низким ростом и резким голосом. Придворные прозвали его «маленький Стэнхоп»552. Более широкие связи лорду Стэнхопу удалось завести при «оппозиционном дворе» принца Уэльского. В Великобритании XVIII века конфликт короля и принца стал своего рода традицией. Как утверждал лорд Картерет, «эта семья ссорится из поколения в поколение»553. Ссора в венценосной семье произошла, казалось бы, по незначительному поводу. Принц намеревался сделать крёстным отцом своего сына герцога Йорка, а король – своего любимца Т. Пелэм –Холлса, герцога Ньюкасла. В одном из разговоров принц бросил герцогу: «Негодяй! Я до тебя доберусь!» Король, воспринявший это как личное оскорбление, приказал принцу с супругой покинуть Сент –Джеймсский дворец. Своей резиденцией он избрал Лейстер – Хаус, сделавшийся своего рода штабом оппозиции554.

Участие Стэнхопа в политике на данном этапе нельзя назвать ни удачным, ни сколь – нибудь последовательным. В 1716 г. он участвует в дебатах о Семилетнем акте, призванного продлить полномочия парламента с трёх до семи лет, и поддерживает его. В декабре 1718 г. в парламенте обсуждался билль об отмене Акта о случайной конфирмации и некоторых статей Тест – Акта и Акта о корпорациях, ужесточавших действие этих законов. Принятые в правление королевы Анны и торийского министерства Болингброка, эти законы значительно ущемляли в правах неангликанские религиозные сообщества – диссентеров555. Стэнхоп настаивал на дальнейшей либерализации законов. И хотя 7 января 1719 г. билль был принят незначительным большинством голосов, несмотря на противодействие министра Р. Уолпола. Основные положения Тест –Акта и Акта о корпорациях сохранились вплоть до XIX в. Билль о пэрстве, ограничивающий число членов палаты лордов, был принят в том же году. Молодой Стэнхоп последовал здесь за своими родственниками из палаты лордов, чьи интересы защищал данный закон. В связи с событиями вокруг якобитского заговора (сторонников претендента на престол Якова III Стюарта) 1722 г., в котором подозревался епископ Эттербери, Филип Стэнхоп высказался за создание йоменской гвардии и через несколько месяцев стал капитаном этого подразделения. Правда, когда через несколько лет король отправился в Ганновер, он лишился своего поста. Затем по собственному желанию был исключён из парламента, испортились его отношения и с наследником престола556.

Удалившись от политики, Стэнхоп вёл жизнь светского джентльмена, проводя время за игорным столом и уделяя внимание литературным опытам. В частности, писал злые памфлеты, не обойдя вниманием почти никого из своих знакомых. К этому времени относится знакомство Стэнхопа с членами литературного «Клуба Мартина Скриблеруса», в который входили А. Поуп, Дж. Свифт, Дж. Арбетнот и другие557. Первая неудача Стэнхопа в политике не была фатальной. К его достоинствам современники относили ораторские способности, неподкупность, отсутствие религиозных предрассудков. Он имел также большое влияние на принца Уэльского, что весьма раздражало его супругу.

В 1726 г. Филип Стэнхоп унаследовал от отца титул графа Честерфилда, а в следующем году умер король и на престол вступил принц Уэльский под именем Георга II Ганновера. Чтобы удалить Стэнхопа от двора, Р. Уолпол назначил его послом в Гаагу, куда тот и прибыл в середине 1728 г. О своих новых знакомых граф Честерфилд писал к миссис Ховард (впоследствии Саффолк): «Здешние люди убеждены, что я решил их развлекать насколько в моих силах; в свою очередь, и они решили развлекать меня насколько в их силах, и я не могу выразить ту любезность, которую встретил во всех сортах людей»558. Работа посла ему в целом нравилась: будучи сибаритом, он, тем не менее, не позволял удовольствиям мешать исполнению обязанностей. По долгу службы Честерфилду приходилось решать различные вопросы: устраивать брак принцессы королевской семьи с принцем Оранским; собирать информацию о противоречиях между европейскими державами; улаживать конфликт между королём Пруссии и королём Великобритании (являвшимся курфюрстом Ганновера), едва не приведшим к дуэли между монархами, и даже представлять Англию при подписании второго Венского соглашения от 16 марта 1731 г., где он отстаивал интересы Ганновера. За свои заслуги Честерфилд получил орден Подвязки, хотя многие считали, будто Уолпол пытался купить его лояльность. Государственный секретарь Тауншенд считал графа бесценным, хотел взять в министерство для противовеса Уолполу, однако сам оказался смещён559. Тауншенд писал: «Я поздравляю Ваше превосходительство не только в Вашем успехе, но и в возможности показать Его Величеству, как важно ему иметь на службе столь способного, бдительного, рьяного слугу в Гааге в столь критическом стечении обстоятельств»560.