Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

Я сочувственно вздрогнула. У троллей страшно чувствительнаяшкура, из-за которой они стараются избегать прямого света. И они обычноразрушают мосты, под которыми живут, за что ОВ их и гоняет. Но это безнадежнаябитва – стоит уйти одному, тут же его место занимает другой, а потом начинаетсядрака, когда прежний хозяин хочет вернуться.

– Послушай, Зубастый, – сказала я, – такполучилось, что ты мне мог бы помочь.

– Все, что смогу.

Из воды высунулась лиловая тощая рука – содрать со сводамоста еще пригоршню раствора.

Я глянула на Трента, увидела, что он собирается пойти в моюсторону.

– Сегодня утром никто не был у твоего моста? Может,оставили здесь заклятье или амулет.

Лужица маслянистой воды отплыла к другой стороне моста, врябящую тень листьев, и пропала из виду.

– Шестеро детишек кидались с моста камнями, один песотливал у опор, проходили три взрослых человека, двое бродяг, еще один вервольфи пять колдунов. До рассвета – двое вампиров. Кого-то укусили. Я учуял кровь,плеснувшую на юго-западный угол.

Я огляделась, ничего не увидела.

– Никто ничего не оставил?

– Вот только кровь, – шепнул он, будто пузырькиразбивались о камни.

Трент уже встал и отряхивал штаны. У меня зачастил пульс, япоправила лямку топа под кожаной курткой.

– Спасибо, Зубастый. Могу покараулить пока твой мост,если хочешь поплавать.

– Правда? – радостно и недоверчиво спросилон. – Вы серьезно, офицер Морган? Вы просто отличная тетка. – Пятнолиловой воды остановилось нерешительно. – И вы никому не дадите забратьмой мост?

– Нет. Может, мне придется быстро смыться, но пока могу– останусь.

– Чертовски хорошая тетка, – повторил он.

Я наклонилась – неожиданно длинная лиловая лентавыскользнула из-под моста и поплыла среди камней на глубокое место внизу пруда.У нас с Трентом будет вполне ничего уединение, но у тролля настолько силентерриториальный инстинкт, что он не перестанет на меня посматривать. И я болеечем отлично защищена, имея с одной стороны Гленна в мужском туалете, с другой –Зубастого в воде.

Повернувшись спиной к солнцу и к глазам Гленна, яприслонилась к перилам моста, глядя, как идет ко мне по траве Трент. За ним наодеяле стояли со вкусом расставленные два бокала, бутылка вина в ведерке сольдом и тарелка с клубникой, будто сейчас не сентябрь, а июнь. Трент шелразмеренным и уверенным шагом, но под этой уверенностью угадываласьнервозность, выдававшая, насколько же он на самом-то деле молод.

Светлые волосы прикрывала шляпа от солнца, затенявшая лицо.Впервые я его увидела не в деловом костюме, и очень легко было забыть, чтопередо мной убийца и наркобарон. Начальственная уверенность в себе никуда неделась, но тонкая талия, широкие плечи и лицо без морщин придавали ему видмолодого и очень спортивного бездельника из сливок среднего класса.

Небрежная его повадка не скрывала эту молодость, а дажеподчеркивала, как и костюм от Армани. Из-под манжет со вкусом подобранной изастегнутой на все пуговицы рубашки виднелись светлые волоски, и я подумала,что они, наверное, такие же мягкие и легкие, как пряди волос над ушами. Зеленыеглаза смотрели настороженно, прищуренные от солнца – или от тревоги. Я бырешила, что последнее, поскольку руки он убрал за спину, чтобы избежатьрукопожатия.

Вступив на мост, Трент замедлил шаг. Выразительные брови косоприподнялись, и я вспомнила, как он испугался, когда Алгалиарепт превратился вменя. Демон мог так поступить только по одной причине. Трент боялся меня – либопотому что до сих пор находился в заблуждении, будто это я наслала на негоАлгалиарепта, либо из-за того, что я за несколько недель три раза проникла вего офис, либо потому, что я знала, кто он такой.

– Ничего из перечисленного, – сказал он иостановился, слегка шаркнув подошвами.

– Прошу прощения? – удивилась я, выпрямляясь иотрываясь от перил.

– Я не боюсь вас. Его текучий голос сливался сжурчанием воды вокруг.

– Нет, я не читаю ваши мысли. Я читаю только по лицу. Ятихо-тихо выдохнула и закрыла рот. Как я могла так быстро потерять над собойконтроль?

– Я смотрю, вы уже договорились с троллем.

– И с детективом Гленном тоже, – сказала я,проверяя рукой, что у меня не выбились волосы из косы. – Он нам не будетмешать, если вы не станете делать глупостей.

От этого оскорбления у него сузились глаза. Он не двигался сместа, сохраняя между нами те же пять футов.

– А где ваш пикси? Я раздраженно выпрямилась.

– Его зовут Дженкс, и его здесь нет. Он ничего незнает, и я это хочу так оставить, потому что язык у него длинный.

Трент заметно успокоился. Он стоял напротив, на той сторонеузкого моста. Ускользнуть от Дженкса было трудно, и пришлось прибегнуть кпомощи Айви, взявшей его с собой в поездку по несуществующему делу. Наверное,на самом деле поехала за пончиками.

Зубастый играл с утками – дергал их за ноги под воду ивыпускал. Утки с кряканьем улетали прочь. Отвернувшись от этой картины, Трентоперся спиной на перила и скрестил ноги – зеркальная копия моей стойки.Встретились случайно двое, остановились поболтать в хорошую погоду. Ага.

– Если это станет известно, – сказал он, глядя наздание туалетов у меня за спиной, – я обнародую записи насчет летнеголагеря моего отца. Вас и всех тех сопляков выследят и запрут, как прокаженных.Если просто не кремируют на месте – из страха, что кто-нибудь мутирует иположит начало новому Повороту.

У меня подкосились ослабевшие колени – я оказалась права.Отец Трента что-то со мной сделал, исправил дефект. И угроза Трента не былапустой. В лучшем случае меня ждал билет в один конец до Антарктиды.

Я облизнула пересохший рот.

– Как вы узнали? – спросила я, думая, что моятайна оказалась куда опаснее его.

Не отрывая от меня глаз, он закатал рукав, обнажив отличнойформы мускулистую руку. Волосы выгорели на солнце, кожу покрывал красивыйзагар. Но гладкость этой кожи нару-I шал рваный шрам. Я посмотрела ему в глаза– там читалась старая злость.

– Так это был ты? – пролепетала я. – Это тебяя забросила на дерево?

Резким коротким движением он дернул рукав на место, закрывшрам.

– Никогда тебе не прощу, что ты меня заставила реветьна глазах у отца.

Детская злость полыхнула из углей, которые я считала давнопогасшими.

– А сам виноват! Я же тебе говорила, чтобы ее недразнил? – Мне было плевать, что мои слова перекрывают шум воды. –Жасмин была больная, а из-за тебя она еще три недели по ночам плакала, не моглазаснуть!