Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

не в том, что я не хочу лететь в Москву. В принципе я не против на день- другой заскочить домой, пообщаться с родителями. В Москве я жила с ними и сейчас впервые рассталась так надолго. Конечно, уже скучаю. Несмотря на то, что мама мне звонит по два раза в день, а папа каждое утро присылает мотивирующие картинки из серии «Кто рано встает, того и тапки». Собственно, дома мы и общались примерно так же. Все в делах, у каждого свой график и свой ритм жизни. И все-таки дом — это дом. Объединяющее начало, корни, что-то свое: приколы знакомые с детства, особенный запах на кухне и в ванной, родные стены с обоями, которые я еще в три года разрисовала маркером, а мама до сих пор не разрешает переклеить. Говорит, память. И тепло. Чувство, что до тебя есть дело. Теперь же, отфутболив Платона за дверь громогласными пенальти, я обхватила плечи руками и зажмурилась. Обидно было до слез. Под ложечкой засосало от того, что мой дом был ко мне так близок, а я от него отвернулась. Жалко-то как! Но не могу я позволить Каримовым тягать меня, куда им вздумается без моего на то позволения. Если так пойдет и дальше, в кого они меня превратят? Еще и правда, выдадут меня за Платона задним числом. Приду в понедельник в колледж, а у меня в документах уже фамилия другая. И люди обращаются ко мне «Миссис Каримова». Фу! И потом, там в Москве территория Каримова. Он, конечно, и в Англии хозяйничает, но все-таки в рамках приличий. А на родине, кто его знает, может я стану его заложницей, и никто меня не спасет. Он ведь непредсказуемый тип, и авторитарный до безумия. Буду сидеть в его чулане как Кэти Линтон из «Грозового перевала». Нет уж, в Москву мне пока лететь даже опасно.

Сквозь закрытую дверь из коридора просачивались звуки разговора на повышенных тонах. Смысл был не понятен, но вот интонации настораживали. Потом что-то бухнуло, кажется, закричала Эльза. Надо бы выйти и посмотреть, но мне только что переставили иглы и запретили двигаться. Ладно, разберутся без меня. А я свободна. Приятно это повторять, хоть и в сердце покалывает каждый раз. Ведь свободна я теперь не только от Платона, но и от Марко. Вернее, не так. Скинув с себя паутину, которую сама же и сплела из иллюзий и надежд, запретив ему ко мне приближаться, я словно духом окрепла. Гулять так гулять. Поэтому Платон пошел бонусом. Теперь у меня нет официального жениха и нет любимого. Остался только Берти, но с ним, думаю, проблем не возникнет. Наш неприятный поцелуй и мое нежелание его обсуждать, натолкнут принца на мысль, что у нас ничего не получится. Так что к концу недели из больницы я выйду прежней Машей, как Леха и хотел. Из друзей у меня останутся одни девчонки, а они ни учебе, ни продвижению проекта не помеха. А вот парней с меня хватит.

Так я думала. Первой разрушила этот миф мама.

— Маша, что ты там опять устроила?! Чем тебе не угодил Платон?! — я замерла у телефона с открытым ртом.

Чем мне не угодил Платон?! Я бы перефразировала: назови хотя бы одно, чем он угодил! И вообще, что это за вопрос? Как будто мы с ним поругались после пяти лет безоблачного брака. Впрочем, ответа от меня никто и не ожидал. Мама продолжила выговаривать без паузы:

— Я тебя не понимаю. Хороший парень с заботливым отцом. Это же надо такое придумать — выслать за тобой-дурехой самолет. Это по нашей-то жизни, когда из Европы до Москвы сутки на перекладных добираться! И цены на билеты за гранью разумного. А она и от самолета отказалась, и от лечения! Маша! Что там с тобой случилось?

Я бы хотела задать встречный вопрос, который меня мучил уже несколько недель: что случилось с моей мамой? С бессребреницей, с чутким отзывчивым человеком, с которой так вкусно пить чай и болтать о нашем, о девичьем. Это ведь она меня учила, что главное в жизни зов сердца. В любом: в работе, в учебе, в планах и главное, конечно, в отношениях, — нужно слушать сердце. Глаза можно обмануть, мозг запудрить, а вот сердце, оно всегда объективно, всегда право. Тебя либо тянет, либо нет. Это ведь ее слова. Когда я объявила родителям, что хочу поступать на искусствоведа в МГУ, отец был против. Он сказал, что в нашей семье и так одни никчемные профессора, надо бы заиметь хотя бы одного толкового экономиста. Или, на худой конец, менеджера по продажам. А мама ему ответила, что лучше быть голодным, но счастливым искусствоведом, чем сытым и несчастным экономистом. И добавила, что профессию нужно любить. Иначе зря проживешь столько времени. Это ж по восемь часов в день пять раз в неделю! И вот теперь эта же мама ругает меня за то, что я рассталась с нелюбимым парнем. А как же сердце?!

— Вот я бы прилетела и вправила тебе мозги. Александр Игоревич меня даже просил об этом. Но ты же знаешь, у меня не только визы, у меня даже загранпаспорта нет. Он как только узнал, сразу развернул такую бурную деятельность…

Дальше мать углубилась в восторженный рассказ о том, как озаботился старший Каримов документами для моих родителей, которые за границу выезжали всего два раза: один в Турцию, другой в Болгарию. Я тогда еще и в школу не ходила.

Я слушала ее как фон, пытаясь придумать, как бы довести до ее сознания, а главное до Александра Игоревича, что свадьбы не будет. Пока, похоже, не получалось.

— Мам, послушай меня, — вклинялась я в паузу, — Я не полечу сейчас в Москву. Я чувствую себя лучше, и мне нужно вернуться к учебе. Иначе, я не сдам первую сессию.

— Александр Игоревич обещал…

— Да плевать мне, что он обещал! — не выдержала я. Правда, ну, сколько можно! Что я им кукла, которую можно посадить на капот машины, чтобы украсить свадебный кортеж, — Услышь меня, мама! Я не выйду замуж за Платона! Я его не знаю! И не люблю!

— Ну вот! — с подозрительной легкостью подхватила она, — Не любишь, потому что мало знаешь. Детка, Платон Каримов тот жених, которого нужно хватать как есть, а там разберешься!

— Что?! — я передумала закатывать глаза и выпучила их так, будто меня изнутри раза в три раздуло.

Мама осеклась. Подумала четверть минуты. Я хотела было уже