Охота на русскую Золушку - Анна Трефц

вставить: «Ну, вот, ты меня, наконец, поняла», но она заговорила другим, не трещащим по-сорочьи, как последнее время, а проникновенным голосом. Таким обычно она объясняла мне непонятную домашку:

— Милая, в нашей с тобой профессии важно быть свободной. Не обремененной финансовыми проблемами. Ты ведь хочешь заниматься наукой, внести свой вклад, оставить след в истории. Разве нет? Я знаю, ты на это способна. Посмотри на себя. Ты еще так молода, а у тебя уже есть проект. К которому серьезно относятся профессора многих университетов. Да что там, тебя же пригласили учиться в Оксфорд не за красивые глаза. И тебе нужно заниматься собой: своей светлой головкой, своим будущим, своей карьерой. Но разве сможешь ты отдать всю себя науке, если на тебе будет, скажем, ипотека, ребенок и вечные проблемы с деньгами? Ты же знаешь, доход ученого или искусствоведа не так велик, как хотелось бы. Рано или поздно перед тобой встанет выбор: заниматься любимым делом или зарабатывать на жизнь. Разве ты этого хотела, четыре года готовясь и МГУ? Подумай о себе.

— Мам… — я не знала, как реагировать. Я не могла поверить, что слышу это от моей мамы! — Ты предлагаешь мне продать себя Каримовым?

— Почему продать? Устроить свое счастье. Платон хороший мальчик. И он тебя искренне любит! Возможно, ты пока не знаешь, но самые счастливые пары это те, где один любит, а другой позволяет себя любить.

Я зажмурилась. Хорошо ей говорить. Она в молодости не подавала надежд в науке, ее не пригласили в Оксфорд и позволили выйти замуж по любви. Но откуда же тогда ей знать, как это быть счастливой, позволяя себя любить. Даже ради дела всей жизни.

— Нет, это не для меня. Я хочу от жизни всего.

— Милая, не повторяй моих ошибок…

Похоже, в желании убедить она сказала больше, чем рассчитывала. А я не ожидала такое услышать. Мы обе оцепенели. Странно, нас разделяло две с половиной тысячи километров, а мы замерли, пораженные одной молнией.

— Ты считаешь папу ошибкой? — наконец выдавила из себя я. Поверить не могу! Не могу поверить!

— Машка, ну что ты! — от ее неестественных смешков мне захотелось сказать что-нибудь гадкое. Даже грязное. Чего в нашем доме никогда не произносили вслух. Только про себя, когда, к примеру, на ногу падала чугунная, еще бабушкина мясорубка.

Каримов испортил маму. Он разъел ее душу как ржавчина. Вот так просто. Была умная, увлеченная, любящая женщина с убеждениями. А стала «дамочкой из общества». «Не повторяй моих ошибок». Да уж точно, не повторю!

Я отключилась. И поставила телефон на беззвучный режим. Знаю, мама отступится не сразу.

Я набрала папу, но он в новой должности заместителя ректора вел какое-то важное собрание кафедр университета. Извинился, отшутился, — он не в курсе, что мама теперь считает его своей ошибкой. Интересно, она уже нашла того, кто эту ошибку сможет исправить? Наверняка же Каримов старший не оставляет ее своим вниманием и таскает на всякие великосветские мероприятия. Папа на них точно не пойдет. Он вообще не по этой части. На него галстук надеть можно только под наркозом. Так что мама теперь, получается, в свободном поиске. В этой пестрой, развращенной тусовке Московских толстосумов. Там она видит свое счастье? С ума можно сойти!

Кстати, этим утром в зеркале вернулась прежняя я. Опухоль и краснота чудесным образом сошли. Кое-где еще оставались малиновые точки, но они уже общей картины не портили. Я бы сказала интриговали даже. Как осенние, странные веснушки.

— Удивительно, что муравьи вообще активны в октябре, — мой лечащий врач развел руками, — Пожинаем плоды глобального потепления.

Я тоже развела руками. По мне, так муравьи приносят пользу. Если не брать во внимание мой частный случай. Так что чем дольше они бодрствуют в лесу, тем лучше. Разве нет?

Платон ко мне в палату больше не зашел. Прислал довольно сухое для него сообщение, что вернулся в Оксфорд, и, если я его попрошу, вышлет за мной машину. Я сразу же решила, что поезд для меня куда привлекательнее. Мия с Эльзой забежали попрощаться, им нужно было возвращаться к учебе. Мы и так уже пропустили три дня. И теперь нужно как-то нагонять. Лично у меня под ложечкой сосало от близости провала. Пухлые тома с древними сочинениями множились в геометрической прогрессии. А у меня физически не хватало времени хотя бы на просмотреть их по диагонали.

— Марко вчера избил Платона! — округлив глаза, сообщила Эльза, — Представляешь?!

Я тоже округлила глаза. Нет, я такого не представляла. И очень пожалела, что не вышла вчера на шум.

— Почему?

— Ну… — она пожала плечами и улыбнулась со значением, потом посмотрела на меня, вздохнула и добавила, — Запретил ему везти тебя в Москву в таком состоянии. Мы с Мией его еле от Платона оттащили.

Мне стало понятно, почему мой экс-жених больше ко мне не зашел. Интересно, что он папе скажет? Или уже сказал, и мамин звонок начало последствий?

— Лично я больше принца Альберта испугалась.

Мы обе посмотрели на Мию, которая до этого сидела на стуле молча.

— Он так серьезно сказал, что убьет Платона, если тот еще раз назовет тебя своей невестой, что я ему поверила.

— Точно! — закивала Эльза, — А Марко за него встрял. Он же его охранник, и друг, и вообще…

Они убежали на поезд. А я осталась размышлять, что мне теперь со всем этим делать. Хорошая новость, Платон испугался и отступил от меня, плохая новость — Берти совершенно не собирается отступать. И Марко играет на его стороне. А если я откажу Берти? Раз он раскидывается такими обещаниями, значит дело серьезное. Такой ли уж Берти славный парень? И не попала ли я в новую западню? И как из нее выбираться? Ничего придумать я пока не могла. Решила понаблюдать ситуацию в развитии.

Леха тоже укатил в колледж. Зато меня навестили Вивиан и Кирк Дуглас. Какие же они классные в своем счастье. Влюбленные, светлые. И видно, что Вивиан искренне простила своего неверного рокера. Надеюсь, он тоже вынес из этой истории урок и не станет ранить ее сердце еще раз. Мы поговорили о том, о сем.

— Дом уже опустел. Даже Марко уехал в Оксфорд, — Вивиан вздохнула.

Я замерла. Выдох сам-собой остановился, перед глазами замерцали звездочки. А в груди стало холодно и пусто. Так пусто, так тоскливо, что захотелось разреветься. А чего я ждала? Я ведь сама заявила, что мы больше не должны с ним видеться. Не весть какая для него проблема. Он