Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона - Никита Василенко

зарычал и Цербер. Ему тоже явно не хотелось спускаться под землю.

– Ты тоже так думаешь? – уточнил трибун у четвероногого друга. Цербер гавкнул. Даже не гавкнул, а рявкнул. – Я все понял, можешь не повторять, – заверил его хозяин. – Пройдем верхом, постараемся проскочить незамеченными.

От реки, от того места, где предположительно были вбиты в воду острые колья, ветер принес запах дыма. Сарматы или готы. Было бы странно, если бы враг не оставил там заслон.

По глубокому, заросшему диким орехом, покрытому колючими зарослями и молодой крапивой оврагу обошли преграду. Еще овраг и еще один. Наконец оказались у обгоревшего скелета той самой лестницы, которую Константин Германик велел спалить днем раньше. Осторожно выглянув из-за кустов терновника, он осмотрелся. Между кромкой воды и крутым подъемом Юрьевой горы песчаным ковриком, шириной всего так шагов в десять, дремал идиллический пляж. По всей видимости, быстрый летний дождь смыл следы поспешной высадки римлян, а других на песке просто не было.

«Почему сарматы, даже не сарматы, а Атаульф не блокировали выход из крепости с этой стороны?» – в недоумении спросил себя трибун.

Ответ пришел быстро. Штурмовать крепость все же удобнее со степи. Там недалеко лес, можно выбрать стволы высоких деревьев для лестниц. Опять же без проблем решается вопрос с подвозом продовольствия. А провести сарматских лошадей через «колючий» овраг, значит, загубить половину конного войска, спешив его. Впрочем, застава была на реке, на случай, если после штурма кто-то из римлян попытается уплыть по реке на пресловутых дубках.

Германик, таща за собой громадного пса, начал с усилием карабкаться вверх по крутой Юрьевой горе. Уже скоро он понял, что ни о каком приступе с этой стороны не могла идти речь в принципе, коль нападавший, пытавшийся взобраться наверх, вынужден был больше думать о том, как не скатиться обратно, а не о вражеских стрелах или кипятке на свою голову. Единственная в буквальном смысле слова зацепка – фрагменты деревянной лестницы, которая не успела сгореть полностью.

Наверх поднялись чудом. Цербер, которого хозяин часть подъема держал буквально под мышкой, благодарно лизнул его в щеку, став на задние лапы.

– Ну-ну, – пробормотал растроганный римлянин. – Неужели ты подумал, что я тебя Атаульфу оставлю?

Теперь, когда офицер и его пес оказались на небольшой деревянной площадке перед закрытыми воротами крепости, возникла другая проблема. Как пройти внутрь? Римляне и анты несли стражу на той стороне укрепления, которое было обращено в степь. А это значит…

– Эгоэ! – позвал Константин Германик, одновременно ударив рукояткой спаты в ворота. – Откройте, это ваш командир!

Никакой реакции, никакого ответа. Он повторил попытку. Снова и снова.

Вдруг Цербер, до того спокойно сидевший подле хозяина, зашелся таким громким возмущенным лаем, что трибун закрыл уши.

«Ты что?! – хотел было попенять он псу на неосторожность. – Ведь сарматы на расстоянии стрелы!» Но тут над деревянным частоколом показалась голова Эллия Аттика.

– Командир, это ты?! Мы ожидали, что ты вернешься подземным ходом, но никак не со стороны реки. Если бы не лай Цербера, точно бы не услышали. Погоди, я позову антов, чтобы помогли ворота открыть.

– С меня – свинина, – буркнул Германик в сторону гордо шагавшего рядом с хозяином боевого пса Цербера.

Положение в крепости оказалось практически таким, как его описал Аттик. Все без исключения бойцы: и анты, и римляне, стояли на крепостных подмостках, напряженно всматриваясь за частокол. Внизу десяток мальчишек подносили камни и набивали песком мешки – последний убедительный довод не лезть на стену.

Однако приготовлений к обороне было явно недостаточно. Трибун убедился в этом, как только поднялся из внутреннего дворика наверх, к частоколу. Кивнув Иннокентию, посмотрел в бойницу. Открылась картина малоприятная. На расстоянии полета стрелы сарматы навалили целую гору сосновых веток, а теперь что-то делали с недавно срубленными деревьями и ветками кустов.

Приблизился фракиец. Тихо произнес:

– Командир, наш дальнозоркий черный гигант сказал, а грек перевел, что сарматы сооружают осадные лестницы и вяжут из больших веток плети. На этот раз они уж точно по высоте соответствуют нашей деревянной стене. Кровью проверили при первом штурме.

Германик сориентировался мгновенно: сарматы готовятся завалить ров, уложить сверху плети и одновременно прорваться через мост.

– Необходимо сжечь заготовленные материалы и уничтожить мост! – по привычке вслух озвучил единственное решение. – Это их задержит. Без вылазки никак не обойтись!

Два человека, стоявшие рядом с трибуном и услышавшие его слова, реагировали по-разному. Солдат Тирас кивнул. Гражданский Иннокентий в волнении дернул куцую бороденку так, что чуть не вырвал остатки волос:

– Но это же смертельно опасно! Кто пойдет за стену под сарматские мечи?

– Не ты, – успокоил его трибун. И уже обращаясь к Тирасу, скомандовал: – Ты – за главного. Возьмешь Идария, Овдия, Маломужа и Кожемяку. Из гребцов выбери пять добровольцев… Нет. Пожалуй, добровольцев выберет Овдий. Ему не откажут. Гребцы должны подносить из крепости сухой хворост, иначе недавно срубленные сосновые ветки не загорятся. Если уцелеете, на обратном пути разрушите мост.

Не моргнув глазом фракиец Тирас выслушал приговор. Однако уходить не спешил. Встретив удивленный взгляд командира, спросил бесстрастно:

– Позволь обратиться, трибун!

– Позволяю.

– Если пойдем сейчас, никто не вернется. И на стенах бойцов не останется. Отдай приказ на ночную вылазку.

Германик задумался. Ночная атака, исходя из его военного опыта, чаще всего заканчивалась безрезультатно. Части терялись в кромешной тьме, посыльные не находили командиров, а враг в результате оказывался в твоем тылу. Он совсем уже было решил отказать от предложения, но внезапно подал голос кормчий Иннокентий:

– Любезный Константин, кажется, я знаю выход!

Римлянин брезгливо поморщился, услышав такое обращение, но слова «знаю выход» заставили его сдержаться.

– Говори! – ответил сухо.

Иннокентий несколько многословно изложил суть своего плана. По его словам, когда-то в Британии, в портовом кабаке, он услышал удивительную историю о том, как маленькие пикты уничтожили большую часть очередной флотилии северян, которые, как известно, давно нацелились на щедрый и теплый зеленый остров. Пикты закололи своих свиней, натопили из свиного сала жир, начинили им льняные мешочки, предварительно продырявив каждый в нескольких местах. Мешочки те, размером чуть больше камня из пращи, перевязали прочной веревкой, оставив достаточно длинный конец. Ночью, пока северяне по своему обычаю напивались на берегу возле костров, десяток маленьких храбрецов подобрались к кораблям. Каждый пикт нес по несколько мешочков со свиным жиром. Достигнув цели, они сильно сжали мешочки. Через отверстия жир выступил наружу и его тут же подпалили. Огненный снаряд осталось сильно раскрутить в воздухе и забросить внутрь вражеского корабля.

– Заметьте, корабли были пропитаны влагой, куда больше, чем куча сосновых веток, что насобирали