Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей - Стефан Владимирович Машкевич

утиски й обмеження повинні бути скасовані. І так само тепер Генеральний Секретаріат стоїть на тому, що й раніше. В даний момент в Київ прибула делегація від юго-восточного союза козаків і від Кубанського Правительства в справі переговорів про утворення Центрального Правительства. Генеральним Секретаріатом офічіально заявлено делегації, що Генеральний Секрегаріат вважає можливим склад правительства тілько соціалістичний, для успішности переговорів з козаками ставить першу умову: скасування “военнаго положенія“ в Юго-Восточному союзі і усунення всяких репресій та обмежень над робітничими і демократичними організаціями.

Оце ті “таємні“ переговори, які ведуться Генеральним Секретаріатом з Козаками{888}.

А еще за день до этого заявления «Робітнича газета» опубликовала небольшую заметку, которая в комментариях едва ли нуждается:

Без сумніву стоїмо перед почадком ряда війн між окремими частинами бувшої Російської Республiки.

<…>

Війна бо між петроградською Радою Народніх Комісарів і Донською республікою вже почалася.

Вже оголошено законами, яким би позаздрив Микола ІI, весь Дон на “осадном положении“, поставлено Донське правительство “вне закона“.

В старовину поставити людей “вне закона“ значило дати кожному право їх у б и т и. Одже такі вчинки большевиків.

Очевидно, по Доні має прийти черга на Україну. 9 місяців тяжкої, упертої боротьби всеї революційної Української демократії супроти в с е ї Рос[ійської] революційної демократії за свободу і долю Українського Народу поставлено тепер на карту: запанують большевики – гибель свободі і щастю Народу Українського.

Війна України з Росією наближається і Рада Народних комісарів прикладає всіх сил, щоб прискорити се і рознести Україну{889}.

В Совнаркоме к вопросу об отношениях с Украиной вернулись через две недели – и на этот раз действия были практически мгновенными. На заседании 2 (15) декабря Сталин сделал еще один доклад по украинскому вопросу. В протокол записали: «1) Войска против Каледина продвигаются через Украину, не считаясь с последствиями. 2) Официально признавать независимую Украинскую республику советов с конфискацией земли у помещиков»{890}. На следующий день, 3 (16) декабря, на заседании, которое началось в час дня, был поставлен «Вопрос об Украинской раде» и принято решение: «Выпустить особый меморандум украинскому народу и послать Раде ультиматум. Поручить комиссии Ленина, Троцкого и Сталина составить проект ультиматума и представить его в это же заседание. Вопрос о меморандуме обсудить совместно с текстом ультиматума». В 2½ часа объявили перерыв. Очевидно, сразу после этого Ленин, Троцкий и Сталин написали текст меморандума-ультиматума – потому что, когда заседание возобновилось в 6 часов вечера, первым же пунктом повестки был «Украинский вопрос. Проект манифеста к украинскому народу с ультимативными вопросами к Украинской раде». Манифест был утвержден единогласно{891}. На следующий день прапорщик Крыленко по радиотелеграфу, а затем по прямому проводу передал текст ультиматума в Киев (под заголовком «Всем. Срочно. Немедленно сообщить по радиотелеграфу в Киев. Всем советам и армейским комитетам»){892}.

Ответ на ультиматум был дан в тот же день.

В ответ на декларацию совета народных комиссаров Великороссии генеральный секретариат народной украинской республики сим заявляет:

Генеральный секретариат в заявлении народных комиссаров о признании ими украинской республики усматривает неискренность, либо противоречие самим себе. Нельзя одновременно признавать право на самоопределение вплоть до отделения и в то же время грубо покушаться на это право навязыванием своих форм политического устройства самоопределившегося государства, как это делает совет народных комиссаров Великороссии по отношения к народной украинской республике.

Генеральный секретариат решительно отвергает всякие попытки вмешательства народных комиссаров в дело устроения государственной и политической жизни в народной украинской республике. Претензии народных комиссаров на руководительство украинской демократией тем менее могут иметь какое-либо оправдание, что навязываемые Украине формы политического правления дали на территории самих народных комиссаров результаты, отнюдь не вызывающие зависть

– начинался текст ответа. Разъяснив свою позицию по всем четырем вопросам, составлявшим суть ультиматума – все четыре ответа были отрицательными – подвели итог:

Состояние войны между двумя государствами российской республики генеральный секретариат считает убийственным для дела революции и для торжества интересов рабочих и крестьян. Генеральный секретариат всячески избегает кровавых способов разрешения политических и государственных вопросов. Но если народные комиссары Великороссии, принимая на себя все последствия грядущих бедствий братоубийственной войны, принудят генеральный секретариат принять их вызов, то генеральный секретариат нисколько не сомневается, что украинские солдаты, рабочие и крестьяне, защищая свои права и свой край, дадут надлежащий ответ народным комиссарам, поднимающим руку великорусских солдат на их братьев украинцев{893}.

Реакция Совнаркома была, опять-таки, мгновенной и вполне предсказуемой. На заседании 5 (18) декабря постановили: «Признав ответ Рады неудовлетворительным, считать Раду в состоянии войны с нами»{894}. Но в черновике протокола, который не вошел в окончательный машинописный вариант, тональность была вполне активной: «Прямой же задачей тов. Антонов[а] организация борьбы и боевых действий с Радой»{895}. (Владимир Антонов-Овсеенко, нарком по военным делам, присутствовал на этом заседании.) Вместе с тем нельзя не отметить, что Совнарком на тот момент волновала прежде всего проблема не Украины, а Дона. Тот же Антонов-Овсеенко был назначен главнокомандующим советскими войсками по борьбе с контрреволюцией на юге России – а Ленин в записке к нему от 8 (21) декабря уточняет: «На юг для военных действий против Каледина». 14 (27) декабря на заседании Исполкома Советов Сталин утверждает: только если Центральная Рада «будет препятствовать нашему продвижению против Каледина, заслоняя его собою, то удары, направленные против Каледина, падут на нее»{896}.

Здесь, пожалуй, прочитывается намек на пассивность: не мы воюем с Радой, а она с нами (и она же, разумеется, виновата).

«Неискренность» Совнаркома, о которой заявил в своем ответе Генеральный секретариат, объясняется легко. Вернемся к фразе из протокола от 2 (15) декабря, накануне составления ультиматума: «Официально признавать независимую Украинскую республику советов». Последнее слово, как представляется, – ключевое. В текст ультиматума оно не вошло (что и свидетельствует о «неискренности»), но идея вполне понятна. «Мы все думаем, что абсолютно необходим краевой съезд раб[очих], солд[атских] и крестьянских депутатов»{897}, – говорил Сталин Поршу еще в ноябре.

Большевики, разумеется, рассчитывали, что такой съезд установит на Украине «правильную» (советскую) власть; и тогда, показав себя лучшими друзьями украинского народа, такую Украину можно и нужно будет признать, поскольку она будет принимать «правильные», с точки зрения народных комиссаров, решения.

Теперь столь желанный для большевиков съезд начался – и в день его открытия Петроград вручил Киеву ультиматум.

Мог в этом быть тактический