Ковчег спасения - Аластер Рейнольдс

Когда сознание ускорилось в пятнадцать раз и каждая секунда ощущалась четверть минуты, Клавэйн заставил себя успокоиться. На войне секунда – это много. А пятнадцать – бездна времени. За такой срок немало можно обдумать и сделать.

Ну что ж, приступим!

Он принялся создавать оптимальные пути контроля над оставшимся оружием. Паутина сети на дисплее замерцала, изменяясь. Клавэйн исследовал несколько вариантов, не позволяя себе останавливаться на просто приемлемом, выискивая лучший. Чтобы найти оптимальную конфигурацию потоков данных, потребуется две секунды – но это недаром потраченные секунды. Он глянул на экран радара ближнего сканирования, отметил, как забавно смотрятся циклы обновления его данных – словно биения огромного сердца.

Готово. Эксимерные лазеры вернулись под контроль. Теперь осталось лишь продумать план боя с учетом изменившейся ситуации. А это потребует нескольких секунд – реальных секунд работы мозга.

Работы почти на пределе.

Но Клавэйн был уверен, что справится.

В результате один корабль баньши был уничтожен, второй, тяжело поврежденный, отвалил в темноту, хаотично мерцая неоновыми огнями, словно короткими замыканиями. Спустя пятьдесят секунд пираты включили термоядерный двигатель и заспешили к Ржавому Поясу впереди так и не доставшейся им добычи.

– Хорошая иллюстрация на тему «как найти друзей и заслужить уважение», – сказала Антуанетта, глядя на кувыркающиеся останки корабля баньши.

Половина его корпуса исчезла, открыв исковерканные внутренности, испускающие серые спирали дыма.

– Клавэйн, отличная работа!

– Спасибо. Если я не совсем обманываю себя, теперь у вас две причины мне доверять. А сейчас, с вашего позволения, я потеряю сознание.

Он провалился в беспамятство.

Больше на пути до Ржавого Пояса ничего особенного не случилось. После боя с баньши Клавэйн проспал девять часов, пока мозг оправлялся от перегрузки. В отличие от мозга Скади, он не был приспособлен работать с максимальным ускорением дольше пары секунд, и Клавэйн фактически подвергся мощному тепловому удару.

Но неприятных последствий это не оставило. Зато он заработал уважение и симпатию хозяев «Буревестника» – ради этого стоило немного перегреться. Он получил право свободно перемещаться по кораблю, и парень с девушкой потихоньку избавились от скафандров. Баньши не вернулись, военные корабли на пути не встретились.

Клавэйн ощущал потребность заняться чем-нибудь полезным. С согласия Антуанетты он помог Ксавьеру исправить несколько мелких неполадок и сделать ряд небольших усовершенствований. Мужчины часами напролет сидели в тесных проходах среди труб и проводов или прокапывались сквозь слои архаичного программного кода.

– Нисколько не виню за недоверие, – сказал однажды Клавэйн.

– Я очень боюсь за нее, – отозвался парень.

– Это понятно. Она очень рисковала, отправившись за мной. На вашем месте я бы тоже постарался ее отговорить.

– Ну, лично против вас я ничего не имею…

Клавэйн провел стилосом по лежащему на коленях компаду – он перечерчивал логические пути между сетью управления и сенсорным узлом на корпусе.

– Клавэйн, а с вами что будет, когда прилетим в Ржавый Пояс? Как нам поступить?

Клавэйн пожал плечами:

– На ваше усмотрение. Высадите меня, где вам удобнее. Например, на «карусели» Новый Копенгаген.

– А потом что?

– Я сдамся властям.

– Демархистам?

– Да. Слишком опасно обращаться к ним без посредников, из открытого космоса. Следует действовать через нейтральную сторону, через конвенцию.

– Надеюсь, у вас получится, что задумали. Вы же так рисковали!

– Поверьте, мне не впервой, – ответил Клавэйн. И перешел на шепот, хотя в этом не было нужды – от Антуанетты их отделяло несколько десятков метров. Но все же ему казалось, что лучше о таком говорить негромко. – Ксавьер, пока ее нет рядом, я хотел бы кое о чем спросить.

Парень посмотрел на него сквозь исцарапанные серые стекла очков для визуализации сетевых данных.

– Валяйте.

– Насколько я понял, вы дружили с ее отцом и ремонтировали это судно еще в то время, когда отец его пилотировал.

– Ну да.

– Значит, вы о «Буревестнике» знаете все. Наверное, даже больше, чем Антуанетта.

– Она чертовски хороший пилот.

Клавэйн улыбнулся:

– Вежливый намек на то, что ее не слишком интересует устройство собственного судна?

– Ее папа тоже мало интересовался. Тому, кто развозит товары по космосу, недосуг копаться в программах и подпрограммах.

– Понимаю. Я и сам не специалист в корабельном деле. Но я заметил странноватое вмешательство судового машинного интеллекта…

Клавэйн намеренно не закончил фразу.

– И что ж тут странного?

– Субличность не подчинилась приказу. Она слишком рано выстрелила и тем самым едва не погубила нас.

– Клавэйн, это же был не приказ, а просто рекомендация.

– Виноват, ошибся. И все же она не имела права на подобную самодеятельность. Даже если субличность способна управлять артиллерией – что для гражданского судна я нахожу в высшей степени необычным, – она не должна была действовать без прямого приказа. И уж тем более паниковать.

Ксавьер нервно рассмеялся и переспросил:

– Паниковать?

– По моим ощущениям, это была именно паника.

К сожалению, Клавэйн не мог разглядеть глаза Ксавьера за стеклами очков.

– Машины не паникуют.

– Верно. В особенности субличности гамма-уровня, каковой субличностью по идее и должен быть Зверь.

– Значит, это и не было паникой, – заключил Ксавьер.

– Видимо, так, – согласился сочленитель, хмурясь, и снова занялся компадом, протаскивая стилос сквозь переплетение сетевых путей – словно вороша клубок спагетти.

Когда пришвартовались у Нового Копенгагена, Клавэйн хотел немедленно уйти, но Антуанетта с Ксавьером его не отпустили. Настояли, чтобы отобедал с ними напоследок где-нибудь на «карусели». Поразмыслив немного, Клавэйн согласился. Обед займет всего пару часов и даст ценную возможность акклиматизироваться перед опасным путешествием в одиночку. Вдобавок он был очень благодарен влюбленной паре, в особенности после того, как Ксавьер разрешил воспользоваться его гардеробом.

Клавэйн был длинней и тоньше парня, и ему пришлось приложить немалую изобретательность, чтобы одеться прилично, не взяв притом ничего ценного на вид. Он оставил на себе облегающее термобелье, поверх накинул пухлую куртку с высоким воротником, похожую на надутый спасжилет, – такие носили пилоты, рисковавшие аварийным приводнением. Нашел свободные черные брюки, достававшие только до щиколотки. Они бы выглядели ужасно, если бы не крепкие черные ботинки с берцами почти до колена. Осмотрев себя в зеркале, Клавэйн заключил, что выглядит чудаком, но не чужаком – а это здесь самое то. Затем подстриг бороду и зачесал волосы назад. Те легли ровно, волнистыми длинными прядями.