Ковчег спасения - Аластер Рейнольдс

– Значит, мы сейчас в безопасности?

– Я всего лишь предполагаю. И не хочу проверять туманные гипотезы, рискуя головой. Ясно одно: мы не очень хорошо понимаем ингибиторов. В их деятельности должна быть высшая цель. Это не может быть уничтожение разумной жизни как таковой. Но даже если так, даже если они не более чем безмозглые механизмы для убийства, можно истребить нас гораздо проще и быстрее.

– И что вы этим хотите сказать?

– Что не следует полагаться на наше понимание – как не следует полагаться на мнение таракана о санобработке.

Затем Ана процедила сквозь зубы, положив ладони на пульт:

– Готовьтесь, сейчас начнутся ухабы.

На иллюминаторы опустились броневые заслонки, закрыв обзор. Торн ощутил резкую дрожь, тряску – так бывает, когда автомобиль на скорости выскакивает с хорошего шоссе на грунтовку. Ощутила и тяжесть, сперва небольшую; но тяготение неуклонно росло, вдавливало в сиденье.

– Ана, скажите, кто вы?

– Я уже сказала, кто я. Давайте не будем об этом.

– Положа руку на сердце, ваш ответ меня не устроил. С субсветовиком произошло что-то странное, не отрицайте. Пока я был на борту, вы и ваша коллега Ирина здорово нервничали. Словно не терпелось меня выпроводить.

– Вам предстоит исключительно важная работа на Ресургеме. Ирина была против вашего визита на корабль. Она бы предпочла, чтобы вы находились на планете и готовили эвакуацию.

– Несколько дней погоды не сделают. Нет, дело определенно не в этом. Вы двое что-то скрываете – или, вернее, не хотите, чтобы я заметил.

– Торн, вы должны нам доверять.

– Вы сами этому мешаете.

– Чем же еще вас убедить? Разве мы не показали субсветовик? Вы убедились: он настоящий, способен эвакуировать население целой планеты. Мы даже показали ангар с шаттлами.

– Да. Но меня беспокоит то, чего вы не показали.

Рокот и тряска усилились – словно в тобогане, несущемся по ледяному склону и натыкающемуся на бугры. Корпус трещал, хрустел, перестраиваясь, стараясь приспособиться к нагрузке. Торн ощущал одновременно радостное возбуждение и страх. Лишь однажды в своей жизни он погружался в атмосферу планеты, когда ребенком прилетел на Ресургем. Но тогда он лежал в анабиозе. И с тех пор помнил о посадке на планете не больше, чем о своем рождении в Городе Бездны.

– Мы не показали всего, потому что не уверены в корабле, – ответила Виллемье. – Не знаем, какие ловушки оставила после себя команда Вольевой.

– Ана, вы даже не позволили взглянуть на него снаружи.

– Просто наш маршрут не дал такой возможности…

– Неправда. Вы почему-то не хотите показывать субсветовик.

– Торн, почему вы говорите это сейчас?

Он улыбнулся:

– Потому что ситуация напряженная. Я решил, что это поможет вам серьезней отнестись к моему вопросу.

Женщина не ответила.

Полет стал ровнее. Корпус затрещал в последний раз и умолк, приспособившись. Виллемье подождала еще несколько минут, затем убрала заслонки с окон. Хлынувший свет заставил Торна заморгать. Корабль летел в атмосфере газового гиганта.

– Как себя чувствуете? Ваш вес удвоился с тех пор, как вы были на субсветовике.

– Выдержу, – ответил он, чувствуя, что выдержит лишь до тех пор, пока не придется покинуть кресло. – Как глубоко хотите погрузиться?

– Не слишком глубоко. Давление в половину стандартной атмосферы… Подождите-ка…

Она нахмурилась, глядя на один из дисплеев, потыкала в клавиши под ним. Изображение очистилось, пастельного цвета полосы исчезли, и перед Торном появился упрощенный силуэт корабля, окруженный пульсирующими концентрическими кругами. Торн догадался, что это картинка радара, и заметил на самом краю дисплея пятнышко света, то и дело мигающее, пропадающее и возникающее снова. Инквизитор повозилась с настройками, и концентрические круги сжались, пятнышко приблизилось.

– Что это? – спросил Торн.

– Не знаю. Пассивный радар указывает: за нами следует некий объект на расстоянии в тридцать тысяч километров. Когда погружались, я ничего не заметила. Эта штука невелика, ближе не подходит, но мне она не нравится.

– А может, это случайное пятно, погрешность корабельных систем?

– Не думаю. Конечно, радар может регистрировать фальшивый отклик от нашего же турбулентного следа. Переключать радар в активный режим я не стану – неохота напрашиваться на неприятности, привлекать внимание. Я предлагаю убираться, пока не поздно.

Торн стукнул пальцем по консоли:

– И как мне убедиться в том, что не вы сами подстроили появление этого непонятного страшилища?

Она рассмеялась – нервный смешок человека, застигнутого врасплох.

– Я не подстраивала, уж поверьте!

Торн кивнул, чувствуя, что женщина не лжет. А если солгала, то у нее поразительное актерское мастерство.

– Допустим. И все равно, Ана, я хочу, чтобы вы доставили меня к месту вхождения трубы в атмосферу. Я не намерен покидать планету, пока не увижу, что там делается.

– Вы серьезно?

Торн не отвечал, лишь пристально смотрел на нее.

– Ладно, – сдалась Виллемье. – Мы подойдем так, чтобы вы увидели все своими глазами. Но не ближе. И если тот, кто висит у нас на хвосте, начнет сокращать дистанцию, немедленно рванем прочь. Понятно?

– Конечно, – миролюбиво согласился он. – Вы что думаете, я самоубийца?

Виллемье рассчитала траекторию. Труба двигалась со скоростью в тридцать километров в секунду по отношению к атмосфере. Эта скорость определялась движением луны, откуда выходила труба. Подойти следовало сзади, держась за трубой, постепенно увеличивая скорость. Корпус снова заскрипел, меняясь, приспосабливаясь к сверхзвуковым скоростям. Пятно света на экране радара, по-прежнему мерцая, держалось на том же расстоянии.

– Я вроде стал легче, – заметил Торн.

– Само собой. Мы почти вернулись на орбиту. Если бы двигались скорее, пришлось бы тягой удерживаться на нужной высоте.

В зоне возмущения за трубой вихрились атмосферные потоки, диковинные химические процессы пятнали облака алым, ядовито-оранжевым, кровавым. Молнии сверкали от горизонта к горизонту, выгибались дрожащими серебристыми арками. Словно безумные дервиши, вертелись торнадо. Пассивные сенсоры корабля отчаянно нащупывали путь среди худшей из бурь.

– Я пока не вижу трубы, – заметил Торн.

– Для того нужно подобраться гораздо ближе. Труба всего пятнадцать километров в диаметре, а в этой атмосфере не увидишь дальше чем за сотню километров, даже в хорошую погоду.

– Как считаете, чем занимаются машины?

– Ни малейшего понятия.