Последняя из рода Тюдор - Филиппа Грегори

Они ведут меня к кушетке и дают отдохнуть между спазмами.

– Передай милорду, что со мной все хорошо, – шепчу я Люси. – Скажи, я очень рада.

* * *

Ребенок рождается вечером, прекрасный мальчик, о котором я и молилась. Для остановки крови прикладывают мох, грудь перевязывают льном, и я отдыхаю среди изорванного белья на большой кровати. Кормилицу нашли, она сидит рядом и кормит моего сына. Мы показываем малыша Тедди, и тот показывает на него и говорит: «Пирёд!», как будто своей лошадке. А вот Неда ко мне не пускают.

Сэр Эдуард, комендант Тауэра, шепчет через приоткрытую дверь из приемной:

– Я послал вести ко двору, леди Хартфорд. Боюсь, там очень удивятся.

– Спасибо, – говорю я и откидываюсь на подушки. Голова кружится после горячего эля со специями, который дают пить перед родами.

Я знаю, что люди при дворе более чем удивятся. Те, кто хочет увидеть надежного протестантского наследника, будут в восторге, а это почти все. Те, кто еще оценивает мое право на трон, поймут, что оно усилилось вдвое. Только Елизавета не обрадуется появлению этого чудесного малыша и моему счастью. Подождем и увидим, как она мне отомстит.

* * *

Она действует злобно и без промедления. Помещает в заточение самого коменданта Тауэра, сэра Эдуарда, а Неда вызывает в Звездную палату[19], где он предстанет перед тайным судом за лишение девственности члена королевской семьи в доме королевы, побег из тюрьмы и повторное насилование королевской особы.

Когда он покидает Тауэр, отправляясь на встречу с обвинителями, я украшаю окно знаменем Сеймуров – пусть Нед видит, что его дети и жена в порядке, что мы почитаем наше имя и никогда от него не отречемся.

Естественно, он не откажется от нас. И я ничего не знаю о том, что он говорит и как переносит допрос, пока не получаю послание от Марии, написанное неузнаваемым почерком и без упоминания имени.

Я называю сына Томас Сеймур. Никого не пускают в Тауэр, поэтому крестными родителями становятся стражи, которые дают ему имя у купели в часовне, пока малыша держит моя фрейлина. Малыша возвращают со спасенной душой, а вот надо мной некому прочитать очистительную молитву. Думаю, я действительно хорошая протестантка, если отказываюсь от очередного таинства старой церкви. Встаю с постели, помывшись, меняю белье и молюсь в одиночестве – и на этом все.

Единственные новости, что до меня доходят, – это придворные сплетни от миссис Ротер. Она рассказывает, что моя кузина леди Маргарита Дуглас вместе с болезненным мужем Мэтью Стюартом затаились в своем доме, и гнев Елизаветы минует их. Теперь, когда они, виновные по стольким пунктам, стали свободны, жители Лондона еще больше злятся по поводу моего заточения и начинают говорить, что Джейн тоже держали в Тауэре беременной, как и меня, и что нерожденный ребенок погиб вместе с ней. Мне не нравится, что народ вот так использует имя сестры, но все же я тронута – Джейн вспоминают как мученицу, люди верят, что она могла бы дать им сына, наследника трона Англии. Все считают, что я тоже несправедливо лишена свободы. Тот самый народ, поддерживавший «нашу Елизавету», спасительницу реформированной веры в стране, сейчас утверждает, что она не лучше прежних угнетателей. Что она издевается над сестрой мученицы-протестантки. Ее армия потерпела неудачу во Франции, не сумев защитить протестантов, а теперь разгромленные войска медленно возвращаются домой, раненые, бунтующие, без денег – более того, их ряды сильно поредели из-за страшной вспышки чумы.

Однако самые невероятные вести сообщает не миссис Ротер, а моя служанка Люси. Она узнала от кухарки бедного коменданта, а та – прямиком от королевских поваров, обслуживающих Елизавету, что в попытке изменить мнение народа и правильно выбрать наследника королева намерена приказать Роберту Дадли жениться на Марии, королеве Шотландской.

* * *

Меня сводит с ума, что я не могу поделиться новостями с Недом, заточенным в Белую башню. Если бы он мог прийти ко мне, то громко рассмеялся бы, услышав о безумном плане королевы. Елизавета, должно быть, сошла с ума – предлагать своего опозоренного любовника другой королеве, особенно такой величественной и гордой. Марии Стюарт сватают дона Карлоса, наследника испанского престола. С чего бы ей обращать внимание на подчиненного Елизаветы? Тем более запятнанного скандалом? И все же Елизавета так отчаянно пытается уклониться от моего законного права на трон, что выдумала этот невероятный план, лишь бы, проигнорировав меня, сделать выбор в пользу посрамленного фаворита и французской католички, чья семья только что разбила нашу армию.

На этом Елизавета не останавливается, также предлагая жить втроем, всем вместе – она, Дадли и Мария, в каком-нибудь большом дворце. Две королевы разделят двор, разделят остров и, вероятно, Роберта тоже. Это странная, возмутительная и безумная идея – я прямо представляю, как члены Тайного совета вместе с Уильямом Сесилом и самим Робертом Дадли рвут на себе волосы.

Видимо, Елизавета шлет Марии письма (город полнится слухами), кокетливые послания, будто своей возлюбленной. Она собирается отправить ей кольцо с бриллиантом, как в честь помолвки. Обещает вечную любовь и дружбу. Говорит, окажись Мария в нужде или в опасности, пусть смело вызывает свою могущественную соправительницу, и Елизавета непременно поможет. Она занимается тем, что умеет лучше всего – разжигает страсти в политических целях.

А затем, прямо как ее отец, который проявлял благосклонность то к одному фавориту, то к другому, чтобы они возненавидели друг друга, королева вдруг обращается к Маргарите Дуглас, нашей опозоренной кузине, и показывает миру, что предпочитает ее в качестве рожденного в Англии наследника. Леди Маргарите не пришлось встречаться лицом к лицу с ее обвинителями, в отличие от меня. Все свидетельства, в которых заявлялось, что Дуглас нанимала гадалок и некромантов для предсказания смерти Елизаветы, опровергнуты. Она вышла из тюрьмы без единого пятнышка на репутации, и теперь ее с особым расположением принимают при дворе, а следом за Маргаритой всюду тащится сын, симпатичный мальчик Генри Стюарт, вернувшийся из Франции – прямо как изящный парусник за баржей. Маргарита Дуглас всем внушает мысль о том, что Генри стал бы подходящим мужем для королевы Шотландии. Раньше подобное прозвучало бы оскорбительно, а сейчас об этом можно говорить, это можно обсуждать. Что касается Роберта Дадли, он точно поддержит такой мезальянс, лишь бы самому избежать сей участи.