Второй Фронт. Антигитлеровская коалиция. Конфликт интересов - Валентин Фалин

В. Молотов делал ударение на разницу между вторым фронтом в 1942 году или в 1943 году. Если бы США и Англия смогли оттянуть с Восточного фронта хотя бы 40 германских дивизий, то обстановка в корне изменилась бы к пользе союзников. В отсутствие второго фронта в 1942 году возможно дальнейшее смещение сил в пользу Гитлера[574].

31 мая Рузвельт телеграфировал Черчиллю, что с учетом складывающейся ситуации «я более, чем когда-либо, хочу, чтобы в контексте операции „Болеро“ были предприняты определенные действия уже в 1942 году». Без высадки на континент, писал президент, «нельзя разбить немецкие ВВС или фактически вести воздушную войну в такой мере, чтобы оттянуть их с русского фронта». Он особо выделял заинтересованность в том, чтобы Молотов «увез с собой некоторые реальные результаты своей миссии и дал сейчас Сталину благоприятный отчет». Рузвельт известил премьера, что «объединенный штаб работает над предложением об увеличении числа судов для использования в операции „Болеро“ путем сокращения значительной части материалов для отправки в Россию, кроме военного снаряжения, которое может быть использовано в этом году»[575].

На встрече с В. Молотовым 1 мая президент связал открытие второго фронта в 1942 году с мобилизацией большого количества фрахта. Сославшись на расчеты начальников штабов, Рузвельт предложил сократить с 4400 тысяч до 2 миллионов тонн количество грузов, которые подлежали поставке из США в СССР, с тем чтобы высвобожденные суда перебрасывали американские войска, танки и самолеты в Англию для ускорения организации второго фронта[576].

Нарком, согласно американской записи, спросил, «по-видимому с нарочитой иронией, что произошло бы, если бы Советский Союз урезал свои заявки, а в итоге не было никакого второго фронта?»[577]. Рузвельт заверил, что «американское правительство стремится и надеется на создание второго фронта в 1942 году» и что «в этом направлении как в Англии, так и в США ведется большая подготовительная работа». По словам президента, «одним из способов ускорения организации второго фронта было бы сокращение поставок из США в СССР в целях высвобождения дополнительного тоннажа для переброски американских войск и вооружений в Англию»[578].

Специальный помощник президента просил Молотова понять, что Рузвельт не мог дать «определенного ответа в том смысле, что второй фронт обязательно будет в 1942 году, не посоветовавшись с англичанами». Генерал Маршалл и он, Гопкинс, однако, уверены, что второй фронт будет создан в 1942 году. В результате переговоров В. Молотова в Вашингтоне «шансы на успешное разрешение задачи второго фронта в 1942 году поднялись, по словам Гопкинса, далеко за 50%». Он утверждал, что «президент имеет свою собственную сложившуюся концепцию стратегии нынешней войны, и никто не в состоянии изменить эту концепцию». Рузвельт «стремится в Германию» и «принял твердое решение начать с разгрома Германии»[579].

В опубликованном 12 июня 1942 года советско-американском коммюнике говорилось: «При переговорах была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году. Кроме того, были подвергнуты обсуждению мероприятия по увеличению и ускорению поставок Советскому Союзу самолетов, танков и других видов вооружения из США. Далее обсуждались основные проблемы сотрудничества Советского Союза и Соединенных Штатов в деле обеспечения мира и безопасности для свободолюбивых народов после войны. Обе стороны с удовлетворением констатировали единство взглядов во всех этих вопросах»[580].

При согласовании в американских инстанциях совместного сообщения о визите В. Молотова в Вашингтон Маршалл настаивал на исключении упоминания 1942 года как даты открытия второго фронта. Президент с этим не согласился. Ссылка на «август» была опущена Гопкинсом при окончательной редакции телеграммы президента премьеру Черчиллю[581].

Приведенные детали доказывают несостоятельность и недобросовестность утверждений некоторых историков, будто заверения, дававшиеся советскому представителю на вашингтонских переговорах насчет организации второго фронта в 1942 году, «имели целью лишь обнадежить советское правительство»[582]. Возможно, что президент шел навстречу советским настояниям не без сомнений. Он нуждался в успехе, в демонстрации возможностей американских вооруженных сил и эффективности руководства ими, а вторжение через Ла-Манш было сопряжено с риском – необстрелянные войска США и Англии столкнулись бы на континенте с прошедшими Восточный фронт соединениями вермахта.

Разгадка сползания Рузвельта с позиции, которую он излагал Молотову, наверное, проще: глава администрации не созрел для выбора между (условно) просоветской и пробританской стратегиями войны. Ставка на то, что в случае высадки в 1942 году англичане выделят основную массу наземных сил, обрекала Вашингтон на приспособление к своеволию Лондона. Американцы не были готовы к вторжению во Францию с Британских островов без англичан. При неудаче президент подставил бы бока атакам всех противников и почти неизбежно навлек поражение на свою партию на промежуточных выборах в конгресс 1942 года.

Доступные материалы не позволяют заключить, что в переговорах с Молотовым Рузвельт лукавил. Ничто не свидетельствует также о том, что его рассуждения о послевоенном устройстве являлись пустозвонством. Гопкинс не преувеличивал, у президента имелась своя концепция войны. В теории он знал, что лучше и что хуже. К сожалению, глава администрации скверно представлял себе сложность переложения теории в практику, особенно когда принятое решение приходилось продвигать вместе с другими.