Когда запоют мертвецы - Уна Харт

Однако судья по особым делам Клаус Хедегор ничего подобного не сказал. Он сидел, сложив руки на животе, и улыбался странной улыбкой человека, который говорит в дюжину раз меньше того, что думает. Наконец эмиссар принял какое-то решение.

– Я тщательно обдумаю ваши слова, преподобный.

* * *

Боуги считал, что разговор прошел неплохо. Зная Эйрика, это могло вылиться в настоящую катастрофу. Так он и заявил другу, указав, что хуже всего была глупость, сказанная в самом конце. Эйрик возразил, что судья, похоже, вовсе не дурак и угадал бы любую фальшь – а ее, надо признать, и без того было немало в беседе.

– Клаус Хедегор неплохой человек, – заметил Боуги, – зря ты так. По крайней мере, для датчанина. Он очень горюет о своей покойной жене и любит дочь.

– Похвально, но нас это не спасет.

Ночью Эйрик, привыкший засыпать, едва коснувшись подушки, впервые за долгое время лежал без сна, заложив руки за голову. Он размышлял, как спалил бы королевскую резиденцию дотла. Или еще лучше – разбудил бы всех бесчисленных забитых до смерти, замученных и заморенных голодом пленников, пригласил бы их в дом и сказал бы: «Вот люди, повинные в вашей смерти. Делайте с ними что хотите. Ломайте кости, сжимайте лебяжьи шеи и выдавливайте глаза. Ешьте их еду и пейте их вино. Теперь все это – ваше». Луна светила ему на лицо и будоражила кровь. Никогда он так не поступит, он сам это знал. «А ты бы сумел удавить детей?»… «Нет, драгоценная моя, потому что ты честнее и храбрее меня».

Не в силах заснуть на мягких перинах, Эйрик перебрался на пол в надежде, что в положении, более привычном телу, его быстрее начнет клонить ко сну. Не успел он как следует устроиться, как в дверь тихо постучали. Даже поскреблись – не будь у Эйрика острого слуха, этот звук легко можно было бы принять за поскрипывание дерева за окном.

На пороге стояла бледная и напуганная дочь судьи Эльсе в тяжелом бархатном халате с золотистыми кистями.

– Вы в своем уме, йомфру? Что вы тут делаете? – злым шепотом спросил Эйрик. Не хватало ему еще обвинений бог знает в чем!

– Я привела к вам эту женщину, – ответила она шепотом. – Она сказала, что вы ее добрый друг и можете помочь.

Девушка отступила в сторону, и Эйрик увидел стоящую за ее плечом Рагнхильд. Меньше всего он рассчитывал встретить тут свою ятровку. Волосы молодой женщины были растрепаны, и дышала она так тяжело, словно всю дорогу от Стоксейри бежала, а не скакала верхом. Эйрик отступил в сторону, рассудив, что если они будут топтаться в холле у его дверей, то скорее привлекут к себе внимание.

– Преподобный, прошу вас, я услышала, что вы направляетесь в Бессастадир, и кинулась сюда…

Не договорив, Рагнхильд расплакалась. Она не могла успокоиться, пока Эльсе не протянула ей наполненный до краев кубок вина.

– В чем дело, дитя мое? Где ваш муж?

– Он отправился в Эйрарбакки по торговым делам, – осушив кубок и взяв себя в руки, пояснила Рагнхильд. Она выглядела очень уставшей: глаза покраснели, веки припухли, как у человека, который долго плакал. – Он не скоро вернется, никто и не заметит моего исчезновения. Преподобный, молю вас, спасите Стейннун!

– Стейннун? – удивился Эйрик. – Что с ней? Она в Стоксейри?

– Нет же! Она тут, в Бессастадире. Ожидает, когда ее отправят на альтинг.

Пастор нахмурился:

– За какое преступление? В чем она провинилась?

– За убийство детей.

* * *

Рагнхильд говорила сбивчиво, но из ее рассказа многое стало ясно.

Как и ожидалось, Бьёрн быстро потерял интерес к своим отпрыскам – хилой двойне, да к тому же девочкам. Стейннун пыталась растормошить детей, но молоко они пили плохо, почти не плакали и больше напоминали кукол, чем живых малюток. Бьёрн заявил, что такие дети не могут быть от него и что батрачка нагуляла ублюдков от кого-нибудь из работников или от колдуна Эйрика. Стейннун проплакала три дня, и даже Рагнхильд не сумела ее утешить. А потом малыши пропали. Кто-то из работников видел, что Стейннун унесла их на пустошь, и когда явились стражники, девушка ничего не отрицала. Тела девочек нашли недалеко от хутора – разум батрачки был слишком затуманен, чтобы как следует их спрятать. На окружном тинге вынесли обвинительный приговор за прелюбодеяние и убийство, и Стейннун отправили сюда, в Бессастадир. На летнем альтинге судьи вынесут окончательный вердикт, и почти наверняка это будет означать смерть. Стейннун утопят в омуте Дреккингархуль, как и прочих нечестивых женщин.

Эльсе слушала, прижав руку к губам. Глаза ее округлились от ужаса.

– Какая женщина способна убить своих детей? – тихо спросила она по-датски.

– Та, что доведена до отчаяния и которой некуда идти, – ответил Эйрик спокойно. – Если отец детей отказался от них, то у женщины только один выбор: убить младенцев или дождаться, пока голод убьет и ее тоже.

Он слышал такие истории десятки раз. Даже если он объяснит Эльсе всю горечь положения таких матерей, она не поймет. Смерть для нее – нечто умозрительное, далекое от ее собственной цветущей и безоблачной жизни. Смерть случается со стариками и маленькими собачками.

– Преподобный, я вас умоляю, – Рагнхильд, только-только переставшая плакать, вцепилась в его рукав и снова разразилась слезами. – Я даже не знаю, жива ли она в этой яме!

Эйрик молчал. В любой другой день он не мешкал бы. Он, как иногда признавался сам себе в приступе откровения, не очень-то ценил свою жизнь, хотя осознавал, насколько это большой грех. Себя он видел как костер на берегу моря, растопленный сухими водорослями. К нему приходят погреться все обездоленные, но надолго его тепла все равно не хватит. Он потухнет, оставив после себя лишь воспоминание.

Но теперь все изменилось. Сейчас он уже не был костром, он был огнем в очаге, и у него была семья, чье благополучие зависело от его решений. Эйрик не мог себе представить, на что способна его жена, если останется вдовой. Нет, она не пропадет – в это он верил. Диса проклянет его кости и позаботится о себе, о хозяйстве, об Арни и их новом ребенке, но это надломит ее, и все, что Эйрик так любил в ней, исчезнет. «Если ты навлечешь на наш дом беду, клянусь Господом, раньше мертвецы запоют, чем я стану тебе помогать», – бросила Диса ему вдогонку, и это прозвучало очень серьезно, не как обычные угрозы, которыми она разбрасывалась походя. В этот раз она сдержит слово.

Чувствуя, как язык едва ворочается во рту, Эйрик повернулся к Эльсе:

– Дитя мое, вы сможете вывести Рагнхильд так, чтобы никто этого не заметил?

К его удивлению, храбрая девушка кивнула:

– Конечно, преподобный.

– Я буду вам весьма признателен за эту услугу. А теперь подойдите-ка ко мне…

Она сделала несколько шагов и замерла в нерешительности. Когда он поднес руку к ее лицу, Эльсе отшатнулась, тем самым заставив Эйрика улыбнуться.