Кровавый след - Деон Мейер

— Мы обзвонили двадцать с лишним. Пока ничего.

— Не забудьте включить в список и Блуберг.

Потом тишина; наконец, сзади послышался голос Менц:

— Молодец, Квинн!

Масило обеспечивал связь с ЦРУ на первом этаже «Уэйл-стрит-Чемберс». По полу змеились сетевые кабели, телефонные кабели для временной связи, посередине стоял длинный стол с несколькими стульями.

Барзински вошел с папками и ноутбуком; он начал говорить, не дожидаясь, пока за ним закроется дверь.

— Ваш Беккер работает на себя, — сказал он, кладя на столешницу кипу папок. Компьютер он сдвинул в сторону и взял верхнюю папку.

— Беккер не наш…

— Это я так, к слову. — Барзински передал папку Масило. — Вот что мы получили час назад из ФБР. Оказывается, Люк Беккер — контрабандист. Незаконно провозил предметы старины и антиквариат.

Барзински сел и придвинул к себе ноутбук.

— Если не возражаете, я воспользуюсь беспроводным соединением и своим мобильным. Не то чтобы я вам не доверял, просто обычная рабочая процедура… — Он показал на папку: — ФБР завело дело на Беккера еще в 2004 году, после того как один профессор из Пенсильванского университета уволил его во время раскопок в Турции. Его поймали с подвеской двухтысячелетней давности, которая стоила целое состояние. Профессор тут же выгнал его, и, поскольку он не хотел извещать турецкие власти, боясь лишиться лицензии на ведение раскопок, он позвонил в ФБР. По словам профессора, ценности пропадали и раньше, но уличить Беккера им тогда не удалось. Когда ФБР начало наводить справки о прошлом Беккера, выяснилось, что и на прежних раскопках он был под подозрением, только доказать ничего не смогли.

— А потом он отправился в Ирак.

— Вот именно. Должно быть, понимал, что в археологии для него все пути закрыты. Он поступил на службу в «Зи Сервисиз», был инструктором патрульных катеров на Тигре. Как вам известно, Тигр впадает в Персидский залив, настоящий рай для контрабандистов. Месяц назад Интерпол начал расследовать дело о массовой контрабанде, осуществляемой преступным синдикатом. Синдикат поставлял в Нью-Йорк и Амстердам ценности, похищенные в багдадских музеях, персидские предметы старины, произведения искусства, украшения… короче говоря, чего они только не перевозили. Но кто-то их выдал, и синдикат развалился. А ваш Беккер внезапно уволился из «Зи» и первым же рейсом отправился домой — через Лондон…

— Ага… — сказал Тау Масило.

— Тут есть и еще кое-что. Когда Интерпол и Военная полиция США начали допрашивать некоторых арестованных контрабандистов, выяснилось, что Беккер сбежал с кругленькой суммой, принадлежащей главарям преступного синдиката. В фунтах стерлингов. Видимо, они накрыли Беккера в Йоханнесбурге, а он поведал им печальную историю об угоне машины и утраченном состоянии. Говорят, ему дали шесть недель на то, чтобы вернуть деньги, иначе ему конец.

— Господи!

— Вот именно — «Господи!» — согласился Бруно Барзински. — А теперь, когда атмосфера прояснилась, давайте, наконец, займемся экстремистами.

— Звонит Яррид Январь, — сообщил дежурный. — Говорит, что по срочному делу.

— Соедини, — распорядился Квинн. Подождал, пока загорится лампочка, и спросил: — Что у тебя?

— Только что звонил мой осведомитель из «Воронов». Кто-то передал Террористу Бадьесу, что «гольф» нашелся.

— В Блуберге?

— Да, — удивленно ответил собеседник.

— Где именно?

— Парень выехал из торгового центра, кажется, «Рай на заливе». Они не успели сесть ему на хвост. Но теперь все обитатели Кейп-Флэтс мчатся туда.

Квинн еле слышно выругался и повернулся к Менц:

— Мадам, нужно немедленно перебросить отряд быстрого реагирования в Блуберг!

— Действуйте.

В конце доклада ФБР Масило нашел абзац, который заставил его немедленно схватить телефон и позвонить Менц в оперативный штаб.

— Менц слушает.

— Беккер работал на себя. Занимался контрабандой антиквариата, на него завели досье в ФБР, есть рапорт Интерпола. Передайте Квинну, у него три вымышленных имени, на все имеются фальшивые паспорта…

— Диктуйте, я записываю.

— Джон Андреас, Деннис Фабер…

— Его родители…

— Что, простите?

— Вариации имен его родителей.

— А-а-а… Да. И последнее: Маркус Смитфилд.

— Я передам Квинну. Что еще?

— Больше ничего.

По телефону она спросила Лукаса, где он добудет оружие.

Впервые в его голосе послышалось раздражение, недовольство ею, как будто она была надоедливым ребенком.

— Господи, Милла, я пять лет провел в Ираке, я знаю, где искать… — И потом отрывисто, торопливо добавил: — Мне пора, увидимся, как только освобожусь.

Обиженная, она уселась в кресло. Совсем не обязательно было грубить ей, ведь она волнуется за него! Жалость к себе сочеталась с желанием понять его, с негодованием, с порывом немедленно собраться и уехать. Вот только возвращаться домой ей совсем не хотелось. Она знала, что там ее уже ждут — те, кто поставил ей «жучки», те, кто прочитали ее дневники и знают все о ее жизни. Их она больше не хотела видеть.

И все же ей придется вернуться. Надо забрать машину и мобильник, на него придет сообщение от адвоката Кемпа. Он обещал найти специалистов, которые уберут из ее квартиры «жучки». Потом надо будет навести порядок, прибраться, а мобильник она будет держать под рукой, чтобы сразу звонить Кемпу, если они снова попытаются ее допросить. На сей раз она даст сдачи, пусть не стесняются, обвиняют ее в чем угодно — она не нарушала никаких законов!

Придется сидеть и ждать, пока Лукас не покончит с делами, пока не вернется из параллельного мира, в котором без труда можно достать оружие, если знаешь нужных людей, из мира, в котором корабли перевозят контрабанду, где угоняют машины и воруют деньги. Из мужского мира, в котором власть принадлежит бандитам из Гаутенга и Кейп-Флэтс, где орудуют мусульманские экстремисты. В том мире царят бедность, безработица, наркомания. Раньше до нее доходили лишь смутные слухи о том, параллельном, мире. Раньше она сидела в тюрьме, в крепости Дурбанвиль, за высокими заборами, в доме, оснащенном современной сигнализацией. Она жила в вымышленном мире, построенном на невежестве, отрицании очевидного и закрытости. Она жалась к тем, кто помогал сохранять призрак процветания и безопасности. Как ни парадоксально, там она не чувствовала себя дома. Дурбанвиль был для нее таким же чужим, как и очертания другого, параллельного мира, в котором скрылся Лукас. А она? Одной ногой стоит в прежнем мире, другой ногой — в новом, но нигде не чувствует себя дома. Милла Страхан, вечный аутсайдер. Внутренний голос советовал сесть за стол, взять ручку, бумагу и записывать все, что приходит в голову, пока мысли не прояснятся. Внезапно она поняла, что снова пытается сделать то же самое — создать себе тихую гавань из слов, найти место, где ей хорошо, вселенную, полную смысла — пусть даже только для нее. Неужели больше ей ничего не дано?