Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

Во время следующего визита доктор Аллинсон снял некоторые из своих ограничений и разрешил мне есть арахисовое или оливковое масло, содержащее жиры, и вареные овощи с рисом, если я хотел. Эти изменения я только приветствовал, но и они не вылечили меня полностью. За мной по-прежнему требовался заботливый уход, и я должен был большую часть времени оставаться в постели.

Иногда доктор Мехта заглядывал осмотреть меня. Он снова предлагал свое лечение, однако условием было мое полное подчинение его приказам.

Примерно тогда же меня навестил мистер Робертс и порекомендовал мне отправиться домой.

— В таком состоянии вам никак нельзя работать в Нетли. А вскоре нас ждут еще более суровые холода. Я советовал бы вам вернуться в Индию, поскольку только там вы сможете полностью вылечиться. А если после вашего выздоровления война все еще будет продолжаться, ваша помощь понадобится и там. Да и то, что вы уже успели сделать к нынешнему моменту, никак нельзя назвать слишком скромным вкладом.

Я внял его совету и стал готовиться к возвращению в Индию.

Мистер Калленбах сопровождал меня в Англию, чтобы потом отправиться в Индию. Мы жили вместе и, разумеется, хотели отплыть туда на одном пароходе. Немецкие граждане теперь находились, однако, под постоянным наблюдением, и у нас возникли серьезные сомнения в том, что мистер Калленбах сможет получить паспорт. Я сделал все возможное, чтобы добыть этот паспорт, а поддерживавший нас мистер Робертс отправил телеграмму вице-королю. Ответ лорда Хардинга был таким: «Сожалею, но правительство Индии не готово рисковать». Мы поняли, что́ значит его ответ.

Необходимость расстаться с мистером Калленбахом ранила меня, но я мог видеть, что он переживает еще сильнее. Если бы он смог попасть тогда в Индию, то сегодня вел бы простую жизнь земледельца или ткача. Но он ныне снова в Южной Африке, возобновил свой прежний образ жизни и весьма успешно работает архитектором.

Мы хотели плыть третьим классом, но, поскольку свободных мест в нем на судах компании «Пи энд Оу» не оказалось, пришлось взять билеты во второй.

Мы захватили с собой запас сушеных фруктов, привезенных из Южной Африки. Их на судне было не достать, зато там было много свежих.

Доктор Дживрадж Мехта наложил мне на ребра бандаж и попросил не снимать его, пока мы не достигнем Красного моря. Два дня я терпел неудобство, но потом оно стало совсем невыносимым. С большим трудом я сумел снять бандаж и вновь получил возможность принимать ванны.

Моя диета состояла в основном из орехов и фруктов. Я ощущал, что мне становится лучше с каждым днем, и уже чувствовал себя совсем хорошо, когда пароход вошел в Суэцкий канал. Слабость все еще сохранялась, но я почувствовал, что уже могу постепенно увеличивать физические нагрузки. Свое выздоровление я объяснял благотворным действием свежего воздуха и умеренного климата.

Почему-то мне показалось, что дистанция между английскими и индийскими пассажирами на этом пароходе была значительнее той, что я отметил во время плавания из Южной Африки. Я сумел побеседовать с несколькими англичанами, но разговоры получились чисто формальными. Мне не удалось поговорить с ними по душам, как бывало прежде на южноафриканских судах. Думаю, все дело было в том, что сознательно или бессознательно англичанин чувствовал свою принадлежность к правящей расе, а индиец точно так же ощущал себя представителем расы рабов.

Мне хотелось как можно скорее добраться до дома и избавиться от этой гнетущей атмосферы.

В Адене мы уже чувствовали себя почти дома. Аденцев мы знали хорошо, поскольку в Дурбане подружились с мистером Кекобадом Кавасджи Диншоу и его женой.

Спустя несколько дней мы приплыли в Бомбей. Какое счастье оказаться на родине после десятилетнего отсутствия!

По этому случаю Гокхале устроил небольшой прием в Бомбее, куда приехал, несмотря на хрупкое здоровье. Я возвращался в Индию с горячей надеждой на воссоединение с ним и на освобождение. Однако судьбе было угодно распорядиться иначе.

Прежде чем перейти к рассказу о том, как протекала моя жизнь в Индии, необходимо вернуться к нескольким эпизодам в Южной Африке, которые я пока сознательно пропустил.

Мои друзья-юристы попросили меня поделиться воспоминаниями о том, как я работал адвокатом. Однако этих воспоминаний настолько много, что, если бы я взялся привести их все, они одни составили бы огромный том и вынудили меня отойти от главной темы этой книги. Впрочем, будет все же уместно рассказать о тех случаях, которые имели отношение к моим поискам истины.

Если не ошибаюсь, я уже упомянул о том, что в своей профессиональной деятельности никогда не руководствовался ложью. Значительная часть моей работы была связана с общественными интересами, и я не брал за нее платы, если не считать возмещения дополнительных расходов, но и их я порой покрывал сам. Я думал, что этого вполне достаточно для понимания того, как проходила моя адвокатская практика. Но друзья желали большего. Они решили, что, если я опишу, пусть даже бегло, некоторые конкретные случаи, когда я отказывался отойти от правды, это будет полезно для юристов.

В студенческие годы мне приходилось слышать, что профессиональный юрист — это профессиональный лжец, но это никак на меня не повлияло, поскольку я не собирался прибегать ко лжи, чтобы зарабатывать деньги или добиваться высокого положения.

Моя принципиальность неоднократно подвергалась проверке в Южной Африке. Я знал, что мои оппоненты «натаскивают» своих свидетелей, и стоит мне только уговорить клиента или его свидетеля солгать, и мы тотчас выиграем дело. Но я избегал соблазна. Помню только один случай, когда после выигранного дела я заподозрил, что клиент обманул меня. На самом деле, я всегда желал победы только в том случае, если правда действительно была на стороне моего клиента. Назначая размер своего гонорара, я, насколько помню, никогда не руководствовался исходом тяжбы. Выигрывал мой клиент или проигрывал, я не ожидал получить ни больше, ни меньше заранее оговоренной суммы.

Каждого нового клиента я с самого начала предупреждал, что не буду браться за дело, если мне предоставят ложные сведения, и не стану натаскивать свидетелей. В результате за мной закрепилась определенная репутация и ко мне не приходили с заведомо ложными делами. Более того, у меня появились клиенты, обращавшиеся с чистыми делами ко мне, а с сомнительными — к кому-нибудь другому.

Помню один случай, который стал действительно суровым испытанием. Один из моих лучших клиентов поручил мне дело, которое было связано с очень сложными расчетами и обещало долгое разбирательство. Его рассматривали по частям в нескольких судах. В итоге все, что касалось бухгалтерской отчетности, было передано судом на арбитраж группе опытных бухгалтеров. Они поддержали моего клиента, но случайно допустили ошибку, и какой бы незначительной она ни выглядела, она была все же довольно грубой, поскольку запись, место которой было в графе «дебет», занесли в графу «кредит». Оппоненты же пока оспаривали решение арбитров по иной причине. В этом деле я выступал в роли младшего адвоката. Когда старший адвокат узнал об ошибке, он посчитал, что наш клиент не обязан указывать на нее суду. Он полагал, что самое главное в работе адвоката — не навредить интересам клиента. Я заявил, что мы должны указать на ошибку.