Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон

Следующим шел Сакко. Он отказался от последней исповеди и прошел семнадцать шагов от камеры до помещения для казни сам. Лицо его было заметно бледным. Когда его пристегивали к стулу, он крикнул по-итальянски: «Да здравствует анархия!», а затем добавил на английском: «Прощайте, моя жена, мой ребенок и мои друзья!» (На самом деле у Сакко было двое детей; и это ошибочное высказывание приписали его волнению.) В этот момент случилась небольшая задержка, потому что нигде не могли найти кожаный шлем. Пока Эллиотт и наблюдатели искали его, Сакко продолжал нервно прощаться с друзьями и родственниками. Наконец шлем нашли под телом Мадейроса на носилках в коридоре и поспешно натянули на голову Сакко.

«Доброго вечера, джентльмены», – произнес Сакко слегка испуганным тоном, но потом тихо и уверенно добавил: «Прощай, мама». После этого рычаг был опущен. Его смерть зарегистрировали в 00.19.02.

Ванцетти, последняя жертва, тоже отказался от исповеди. Ему нужно было сделать на четыре шага больше, и он прошел это расстояние спокойно и с достоинством, пожал руки сопровождающим охранникам, а потом повернулся к начальнику тюрьмы Уильяму Хендри и тоже пожал ему руку. «Хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали для меня», – сказал Ванцетти. Хендри был слишком взволнован, чтобы ответить. Затем Ванцетти повернулся к свидетелям и чистым голосом, на хорошем английском языке сказал: «Хочу сказать вам, что я невиновен и никогда не совершал ни одного преступления, хотя иногда грешил. Благодарю вас за все, что вы сделали для меня. Я невиновен не только в этом преступлении, но и вообще ни в каком. Я невиновный человек». Потом он добавил: «Я хочу простить некоторых людей за то, что они сейчас со мной делают». Он уверенно сел на стул, после чего его пристегнули и надели на голову шлем. Через мгновение рычаг опустили. «В помещении воцарилась полная тишина, слышен был только треск электрического тока», – писал Эллиотт в своих мемуарах 1940 года «Исполнитель Смерти». Смерть Ванцетти была зарегистрирована в 12.26.55, менее чем через восемь минут после смерти Сакко.

Реакция на казнь в Америке была на удивление спокойной. Собравшаяся в Нью-Йорке толпа выслушала известия «в скорбном молчании», как было написано в заметке «Таймс». В Бостоне было пугающе тихо. Люди ночью подождали официального заявления, а затем разошлись по домам. Для большинства продолжать протесты казалось бессмысленным. Войска и полиция оставались в боевой готовности. На следующий день город вернулся к обычной жизни.

Но в других странах реакция была гораздо более бурной. По всему миру ширились протесты: в Буэнос-Айресе, Мехико, Сиднее, Берлине, Гамбурге, Женеве, Лейпциге и Копенгагене. Многие демонстрации перерастали в столкновения с полицией. В Германии погибли девять человек. В Лондоне в стычке между протестующими и полицейскими в Гайд-парке сорок человек получили ранения, некоторым потребовалась госпитализация. В Гаване у посольства США взорвалась бомба. В Женеве протестующие осадили Дворец Лиги Наций, хотя США даже не были ее членом, а также разбивали стекла в магазинах и отелях. В последующей перестрелке погиб один человек. В Берлине мэру Нью-Йорка Джимми Уокеру, находящемуся в Германии с дружественным визитом, угрожали физической расправой коммунисты города. На протяжении нескольких дней было опасно быть американцем во всех странах, кроме США.

Особенно пришли в негодование французы. Парижане, которые недавно радушно приветствовали Линдберга, Бэрда, Чемберлина и Левина, теперь избивали любого американца, попавшегося им на глаза. Если американцев не попадалось, то толпа набрасывалась на чрезмерно богатых соотечественников. На посетителей многих придорожных кафе нападали только потому, что они выглядели слишком «буржуазно». В нескольких кафе произошли крупные драки между посетителями и протестующими. Повсюду в городе толпа нападала на все, имеющее какое-либо отношение к Америке – на кинотеатры, где показывали американские фильмы, на американские отели, на магазины, продававшие американские товары. Как писал журналист лондонской «Таймс», по неизвестной причине протестующие особенно выделяли обувные магазины. К разочарованию многих, толпа разорила могилу Неизвестного солдата. Около двухсот полицейских, пытавшихся утихомирить толпу, получили ранения. Некоторых пырнули ножом.

Журнал «Тайм» позволил себе высказать своеобразные антропологические наблюдения: «В Южной Америке праздных и легких на подъем обитателей Парагвая и Аргентины уговорили прекратить всю работу… Швейцарские радикалы были комично жестоки; британцы – рассеянны, немцы глупы, французы истерично жестоки».

В день казни чета Кулиджей отправилась на поезде на запад, в Вайоминг и Йеллоустонский национальный парк, где провела несколько дней, наслаждаясь красотами природы, гейзерами и медведями, которым в те дни дозволяли попрошайничать у дороги. Президент даже немного порыбачил. По поводу казни Сакко и Ванцетти, как и по другим поводам, он ничего не сказал.

Были ли Сакко и Ванцетти невиновны? Сейчас, когда прошло много времени, ничего нельзя утверждать наверняка, но есть основания подозревать, что они были не такими уж невинными жертвами, как их принято изображать. Прежде всего, они были близкими знакомыми Карло Вальдиночи, самого печально известного бомбиста. Сами они называли себя учениками Луиджи Галлеани, самого воинственного и неумолимого антиамериканского радикала, примечательного во многих отношениях. В Италии за радикальную деятельность его посадили за решетку, но ему удалось бежать – как говорили, соблазнив жену начальника тюрьмы – и обосноваться в Америке, где он тут же начал выступать с призывами свержения правительства. Галлеани издавал радикальный журнал под названием Cronaca Sovversiva («Хроника свержения»), насчитывавший небольшую, но преданную группу поддержки из четырех-пяти тысяч читателей. Время от времени там печатался и Барт Ванцетти. Считалось, что за всеми самыми громкими взрывами той эпохи стояли именно «галлеанисты». Ходили слухи, что Ванцетти мастерил бомбы, даже если не доставлял их сам. Историк Пол Эврич утверждает, что Ванцетти «вероятно, был причастен» к взрыву 1917 года в Янгстауне, штат Огайо, из-за которого погибли десять полицейских, и уж почти точно был членом небольшого круга, ответственного за эти взрывы.

Многие люди, занимавшиеся расследованием громкого дела, и тогда, и позже, приходили к мнению, что Сакко и Ванцетти определенно были в чем-то виновны. Писатель Эптон Синклер, симпатизировавший обоим, впоследствии считал, что они уж точно не остались в стороне от взрывов бомб. К тому же выводу пришла и Кэтрин Энн Портер после длительного общения с представителями анархического движения. Согласно некоторым сообщениям, адвокат Ванцетти, Фред Мур, полагал, что Сакко был виновен в убийстве в Саут-Брейнтри, а Ванцетти, предположительно, был в нем замешан. Этот взгляд разделял и их друг-анархист Карло Треска, знавший их хорошо. Фрэнсис Расселл, автор двух посвященных судебному процессу книг, долго верил в их невиновность, но в конечном счете поменял мнение. Из частных документов президента Гарвардского университета, Эббота Лоуренса Лоуэлла, опубликованных в 1977 году, следует, что он тоже надеялся доказать невиновность обоих мужчин, но убедился в их виновности благодаря уликам. Беспристрастный анализ записей показывает, что присяжные в обоих разбирательствах не были настолько уж предвзятыми, а судья Тэйер, каких бы взглядов он ни придерживался за стенами суда, вел дело честно.