Восточная стратегия. Родом из ВДВ - Валентин Бадрак

Она любит детей? Конечно! «Хотя, если честно, – Оксана запнулась, подумала, немного растерянно взглянув вверх, как будто разглядывала плывущие облака, – если честно, я испытываю к ребенку старшей сестры противоречивые чувства. И бесконечно люблю, потому что он крошечный, пухленький, беззащитный и пахнет чем-то сладковато-молочным. Но и сержусь, когда он капризничает и в эти минуты невыносимый, а весь мир крутится вокруг него». – «А детей в школе будешь любить?» – «Очень хочу их всех полюбить, но уже сейчас знаю, что это будет нелегко сделать. – Девушка потупилась и, кажется, сжала в кулачки руки в карманах куртки. – Потому что мир даже со времени нашей школьной учебы очень изменился: дети стали беспричинно агрессивными, черствыми, мальчики с ранних лет приобщаются к пошлости, девочки с юного возраста распутны, мир наполняется мутантами…»

Игорь слушал ее сбивчивые речи и удивлялся. Она была совсем не похожа на тех ряженых куколок, на которых он порой обращал внимание на улице, искоса оглядывая. Хотя сейчас она как будто немного оживилась, раскраснелась. Непринужденная осанка, беспокойная от дыхания девичья грудь под воздушной курточкой, легкая, если хорошо приглядеться, сутулость. В ней ощущалась какая-то угловатость и пасмурность, что-то его настораживало. Он не сразу понял, в чем дело, но потом его вдруг осенило: ее напряженная походка! Да она просто не привыкла гулять, и прогулка без определенной цели казалась ей столь же противоестественной, как и ему самому. Зато в ней совсем не было фальши или жеманства, и это подкупало Игоря. Хотя иногда обескураживало… Он удивился сам себе: впервые за несколько часов знакомства он нашел в девушке что-то такое, что в самом деле порадовало его на фоне ее довольно скромной внешности.

«А ваши ученики, ваши солдаты, – спросила она, – они послушны?» Вопрос застал Игоря врасплох, прозвучав как раз тогда, когда он задумался, рассматривая спутницу. Он помолчал и неожиданно для самого себя сказал: «У них нет выбора, они на войне. Если они не будут до конца доверять командиру, если не будут абсолютно послушны, их шансы выжить и вернуться домой вполовину уменьшатся. Как командир я являюсь их охранным иммунитетом». – «А приходилось ли вам… – тут она осеклась и впервые посмотрела Игорю прямо в глаза, – …приходилось ли вам стрелять в живых людей и убивать их?» Взгляд ее проникал в душу и показался Игорю даже строгим, как у церковного служителя. Таким глазам невозможно соврать, хотя в расширенных зрачках мужчина обнаружил и живой девичий трепет, и страх, смешанный с любопытством, и детскую жажду заглянуть за запретную дверь, и взрослое желание понять его личное, сокровенное. Он отвел взгляд. «Нет, я не убивал, конечно, – ответил Игорь, тушуясь и глядя в сторону. – Не приходилось, пока…» И тут он впервые сам заглянул в собственную, обнажающуюся душу. С ужасом обнаружил там разверзнувшуюся бездну, пропасть… Зачем он добавил это страшное слово «пока»? Знает, что скоро придет его час испытать не подконтрольные сознанию навыки? Он и его бойцы – всего лишь миротворцы, но он видел не только смерть от пули, но и зверства, одинаково легко чинимые воюющими сторонами. Его калейдоскоп впечатлений давно вращался с немыслимым для обычного мирного жителя ускорением. Он видел отрезанную голову грузина, посаженного на кол абхазца, запавшие глаза жестоко изнасилованной неизвестно кем и умирающей девочки-подростка. Он видел тлеющие и полусгоревшие трупы беженцев, множество трупов ни в чем не повинных людей, среди которых было много детей. Это были мирные жители, которых вертолет вывозил из маленького горного Ткварчели; его сбили при помощи ПЗРК у Кодорского ущелья… Игорь не мог наблюдать за падением подбитой воздушной машины, но живо представлял, как вместе с кусками металла и горящими обломками обшивки, приборов и багажа разлетаются части человеческих тел, обгоревшие куски плоти, и чувствовал, как распространяется невообразимый, никогда не забываемый, невероятно въедающийся в сознание запах горелого человеческого мяса. Вообще, то, к чему начали привыкать его глаза, иному не приснится в самом страшном кошмаре…

Игорь вдруг тряхнул головой, словно отгоняя назойливые мысли. Получилось так резко, что Оксана отшатнулась и едва не вскрикнула. Она поняла, что затронула слишком болезненную струну. Девушка предложила спуститься к реке, и он согласился. Они подошли вплотную к кромке воды, прямо по слежавшемуся песку, на котором то тут то там виднелись застывшие с осени косы грязно-зеленого ила. Игорь наблюдал, как маленькие каблучки ее туфелек наполовину утопали в сонном, еще не разбуженном окончательно весной речном песке. И в этом было нечто волнующее, как и в самом дремлющем Днепре. Эти новые ощущения приятно поражали его своей невиданной прелестью, совершенно еще не испытанной ранее радостью.

Встречается ли она с парнем, спросил Игорь девушку под воздействием прилива новых ощущений. И удивился тому, как быстро становится собственником всего, к чему прикасается. А ведь у него даже не было уверенности, что девушка, идущая рядом, ему нравится… Она вздрогнула от вопроса, но затем, с присущим ей смирением опустив глаза, дала странный двусмысленный ответ. Она хотела бы встречаться с парнем, если бы такой встретился и если бы у него были серьезные намерения, но… Игорь позволил себе еще большую прямолинейность. А как же тогда ее друг из Жашкова? Оксана ничуть не смутилась. Вообще, когда она говорила, то смотрела как будто сквозь него. «Этот парень просто друг, к тому же он никаких видов на меня не имеет, – пояснила Оксана. – Да и… слабенький он… Хороший, честный, добрый, но слишком хлипкий, мягкий, какой бывает разваренная лапша…» – «Что значит в твоем понимании слабенький?» – «Ну разве может сильный, уверенный в себе мужчина стремиться к работе в школе, признавая, что ни к чему более непригоден?!» – Она сказала это в сердцах, зло, как показалось Игорю, почти выкрикнула. Словно кто-то был виновен в слабости того паренька.

«А к чему должен стремиться сильный мужчина?» – поинтересовался Игорь. Девушка посмотрела на него испуганным взглядом зверька, которого загнали в угол. «Почем мне знать? Точно, к чему-то большему, необъятному, такому, что женщине сложно понять… Мужчины в этом лучше разбираются…» Игорь не стал ее переубеждать, она казалась ему и инфантильной, и слишком взрослой одновременно. Даже не взрослой, а какой-то старомодной, консервативной. Право же, он и себе уже представлялся старцем, эдаким кавказским мудрецом, спустившимся с гор.

Ее суждения Игоря удивляли и даже задевали. Они были не похожи на жизненную стратегию, которую реализовывал он сам. В чем-то они были даже чужды ему. И все-таки в глубине души он понимал, что это не какие-то там детские переживания, а основательно выношенные, много раз передуманные и честно высказанные мысли. Ей, похоже, совершенно не с кем общаться. И уж совсем некому доверить то, что она считает серьезным и важным.

– Эгей! – крикнул Виктор. – Где вы пропали?!

И он вдруг, схватив свою спутницу за руку, чуть ли не бегом увлек ее к берегу. Они оказались вчетвером на пустынном берегу, и только по сереющей набережной гуляли еще пары.

– Купаться будем? – громко вопрошал раскрасневшийся Виктор, в то время как запыхавшаяся Алена приводила себя в порядок.

– Конечно, раздевайся.