Философы с большой дороги - Тибор Фишер

в поисках притаившихся на ее просторах книжных лавок, где могли найти приют

некие авторы на «Ш» и «Г», ибо дед поставил своей

целью «штереть» эту парочку в порошок! Он хотел, чтобы на его

могиле было высечено: «Ш...? Г...? Кто такие?»

Почти сразу после покупки машины мать стала высказывать вслух надежду,

что деда все-таки посадят в тюрьму или его прикончит какой-нибудь наемный

убийца, подосланный этими мерзкими баварцами: ей не давало покоя, что в доме

уже тридцать лет не меняли занавески, а при этом на улице припаркован

автомобиль, продав который можно было купить половину нашего дома.

По поводу наемных убийц дед пожимал плечами: «О том, чтобы

кто-нибудь выследил меня в Маклесфилде, не может быть и речи. Этот городишко

– его просто не существует для внешнего мира. Точно так же, как для

большинства здесь живущих не существует внешний мир».

Подходя к «дому под оливами»

Я захлопнул дверь машины и пересек улицу: казалось, та с каждым шагом

становилась шире или, может, просто имела какую-то непереходимую ширину.

Сознание мое итожило прожитую жизнь. По мере того как воспоминание за

воспоминанием въезжало на отведенную ему площадку для парковки, итог

получался все более неутешительным.

О чем я не напишу 1.7:

* * *

Когда я достиг «дома под оливами», мне всюду мерещились

некрологи. Именно теперь, когда он был особенно близок к тому, чтобы внести

выдающийся вклад в изучение досократиков... Я встряхнулся, отгоняя прочь эти

мысли. Если вы разменяли полтинник, но зеваки при встрече с вами на улице не

срывают с головы шляпы, вы трудились на работодателя, имя которому -

забвение. Фелерстоун как-то прошелся по моему поводу: мол, единственное, что

я могу привнести нового в мою профессию, это расписать задницу гиппопотама

фрагментами досократиков. Пожалуй, если я переживу сегодняшний день, я

возьму на прокат гиппопотама и отправлю его Фелерстоуну – предварительно и

впрямь разукрасив.

До двери оставался один шаг. Отсюда было видно, что в здании – ни одной

живой души. В окне маячила типичная офисная обстановка, только вот служащих

в офисе не было. Я подергал дверь. Закрыто. Звонка нет. Я постучал. Никто не

попытался пристрелить меня. Я просто не знал, что делать.

Бывшему философу, столь отягощенному излишком калорий, что он ума не

приложит, куда их девать, через эту дверь было явно не пройти. Я уж

подумывал, не протаранить ли фасад дома на машине, когда, глянув за угол,

вдруг увидел дорожку, а в конце ее – железную лестницу, упиравшуюся в

открытую дверь.

Я вытащил пистолет – пусть подышит свежим воздухом; так по крайней

мере, если я по ошибке попал не туда, никто не станет надо мной смеяться.

Делая один-два осторожных шага, я замирал и ждал, что же будет дальше.

Дальше был темный коридор, по которому я пробирался целую вечность, прежде

чем услышать голоса. Передо мной открывалось какое-то помещение вроде

склада, в центре на потолке был прикреплен блок, с которого свисала цепь.

Продвигаясь скрытно, как бомбардировщик «Стелс» – кто бы ждал

подобного от толстячка философа, – я подполз ближе и, свесившись через

ограждение, стал изучать происходящее внизу.

Сверху мне был виден Юбер. Я не претендую на то, что кто бы то ни было

рукоплескал моему зрению, но сверху мне показалось: Юбер не в лучшей форме.

Раздетый, он висел на цепи, вздернутый за здоровую руку, лицо и волосы – в

крови. Юпп был похож на индюшку в витрине мясной лавки, хозяин которой

отличается легкой экстравагантностью.

Висеть так, должно быть, очень больно, однако Юппа, похоже, это

совершенно не трогало. Давясь кляпом во рту, он сосредоточенно смотрел в

одну точку, и взгляд его не обещал ничего хорошего для похитителей:

«Дайте только мне обрести почву под ногами и собрать свои члены – мало

вам не покажется...» Взгляд Юбера был неотрывно устремлен на двух

типов внизу, стоявших ко мне спиной: всем было не до того, чтобы приметить

меня. Честно говоря, Юпп был намного спокойней меня: я страшно волновался.

Поздравляю

Я нашел Юппа. Это я, который с трудом может найти зубную пасту в

ванной. По сравнению с этим достижением меркла вся моя жизнь. Смущенный

своим успехом, я отступил в тень: надо было подумать, что делать дальше.

Послышались еще чьи-то шаги. При этих звуках мне показалось, что у меня

сейчас сердце оборвется от страха, но я подбодрил себя мыслью, что как бы то

ни было, но если даже я встречу здесь смерть, про меня можно будет сказать

«пал смертью храбрых».

– Вытащите кляп, – приказал голос. – Привет, Юбер!

– Привет, Эрик.

– Мы тут заняты одним расследованием...

– Да что ты? И давно ты работаешь в полиции? – Юбер говорил столь тихо,

что я едва мог разобрать его слова: то ли он совсем ослабел от боли, то ли

хотел подманить недругов поближе – тогда их можно будет укусить?

– Забочусь, понимаешь ли, о чужих нуждах. И ты тут можешь здорово нам

помочь. Рассказать про Тьерри. И про деньги. Но сперва ответь: тебе очень

больно?

– С болью я пока что умею справляться, – огрызнулся Юпп (по крайней

мере хотел огрызнуться). – Ты да эти недоумки – вы и пяти минут не выдержали

бы в моей шкуре.

– Послушай, – начал Эрик унылым голосом специалиста по статистике,

объясняющего, что такое округление до нуля, – мы, конечно, знаем, что ты не

щенок, а просто матерый рецидивистище, любишь покуражиться и все такое. Но

ты кокнул Тьерри, ты знаешь, где хранятся твои денежки, и, может статься, ты

даже знаешь, куда затьеррил – в смысле, затырил – свои денежки Тьерри. Ты

будешь висеть здесь, пока все нам не расскажешь. Ну так, может, не будем