Философы с большой дороги - Тибор Фишер

тянуть зря волынку?

Я на мгновение высунул голову, чтобы глянуть, что там у них происходит.

Эрик произвел на меня сильное впечатление. Такие, как он, любят

фотографироваться на фоне братских могил – на память. Достаточно бросить на

него беглый взгляд, чтобы побледнеть. Совсем не тот человек, которого

ожидаешь увидеть в доме, осененном ветвью оливы.

Что делать дальше

Я изучал цепь, на которой подвесили моего приятеля, и прикидывал, что

же теперь делать. Их было трое, и даже углубленное рассмотрение данной

конфигурации свидетельствовало: при таком раскладе обмен выстрелами вряд ли

обернется в мою пользу. Мне отчаянно был нужен совет какого-нибудь

дипломированного профессионала по части насилия вроде Юппа. Не будь он так

занят сейчас, он бы мне здорово помог. Я задался вопросом: а что, если

перестрелить цепь? Каковы мои шансы в нее попасть? И если я попаду – она

порвется? Одно я знал наверняка: если я стану целиться в цепь, я уж точно в

нее не попаду. С другой стороны, если я пойду на хитрость и не стану

стрелять в цепь, а выберу другую мишень... По выбранной цели я заведомо не

попаду, тут у меня не было сомнений, но вот попаду ли я при этом в цепь?

Коса на камень

– Не хотелось бы тебя обламывать, – прошипел Юпп, – но у меня одна

рука, одна нога, один глаз, врожденная гемофилия, и я загибаюсь от одной

очень модной болезни. Так что ссать я на тебя хотел – и то если сперва

сгоняешь мне за пивом.

Это было не совсем правдой: я знал, у Юппа есть слабое место -

запланированное на сегодня ограбление ему дороже всего на свете. И мысль о

том, что оно обречено на провал, была для Юппа хуже всякой пытки, но он не

собирался сдаваться. Мне оставалось лишь (x) восхититься его самообладанием,

(y) что-нибудь предпринять, дабы не допустить провала, и (z) сделать это

быстро.

Как выбраться из щекотливого положения

Секрет, как выпутаться из опасности или какой-то жутко затруднительной

ситуации, крайне прост: не фиг в такие ситуации попадать.

Я бы согласился в течение нескольких веков читать лекции в девять утра,

лишь бы не участвовать в этом чертовом представлении пьесы «Нет мира

под оливами».

– Нужно что-то делать! – пробормотал я достаточно громко, чтобы вбить

эту мысль в свою черепушку. Вновь и вновь перекатывая фразу во рту, я

прислушивался, как та отдается в черепной коробке: рецитацией я вводил себя

в состояние воинственной ажитации.

Дальнейшее наблюдение за наблюдателем

– В газетах вроде пишут, ты сегодня банк грабишь, а, Юбер? А ты? Висишь

на цепи и ждешь, покуда тебе яйца бараньими ножницами откромсают...

– Ну давай, Эрик, попробуй. Не церемонься!

– Знаешь, бараньи ножницы... Здорово помогают преодолеть зажатость. Был

тут один парень: когда мы его снизу слегка постригли – вот он развеселился!

Носился по комнате – просто круги нарезал, как пробка от шампанского! Но ты,

Юбер, особо не напрягайся: ты ж здесь среди своих, мы как-нибудь обойдемся

без этого. Нам спектакли ни к чему. Режи, правда, сердит на тебя – из-за

Тьерри. А я – я зла на тебя не держу. Я Режи денег должен, и все. Поможешь

мне расплатиться, тоже мне, делов. Я тебе вот что скажу: мне сейчас ехать

надо, там по мне одна девица слегка заскучала, а вернусь – поговорим. Ты

ведь тоже: только-только с дороги, вот и отдохни пока. Не скучай, носа не

вешай...

– Может, его приложить чуток? – подал голос Эриков спутник.

– Не может! – отрезал Эрик, вцепившись Юппу в вихор на затылке (Юпп,

увы, так и не сделал себе приличную стрижку), резким движением приподняв ему

голову и глядя прямо в глаза. – Мы еще хотим от него кое-что услышать. А ты

так приложишь, что потом только в гроб человека класть. Зачем обижать

человека... Вопросами всякими доставать... Пусть себе повисит несколько

часов спокойно. Потом сам все расскажет.

– Боюсь, мы к тому времени будем вынуждены вас покинуть... – спокойно

заметил Юпп.

– Не понял?!

– Твои дружки, когда меня брали, слегка засветились. Профессор скорее

всего уже сюда едет.

– Никто ничего не видел, не дрочи, – вмешался один из этих, что стояли

ко мне спиной, в зародыше давя каблуком Юпповы надежды.

– И ведь не врет, – усмехнулся Юпп, скосив на бугая глаза. – Только

ведь где ж тебе заметить, тоже мне – святая простота!

– Ну, если и профессор соизволит прийти, я буду только рад перекинуться

с ним парой слов. – Эрик был сама любезность.

– Я бы на твоем месте не очень радовался. Он будет в ярости.

– Уже боюсь. К нам пожалует разъяренный философ! Подумать только!

– Он не философ. Это всего лишь шутка. Он служил в Иностранном легионе,

но не прижился там. А все из-за склонности убивать людей раньше, чем об этом

попросят. Слышал про трех косоглазых, которых в прошлом месяце порешили в

Арле?

– Наркота, что ль?

– Ну да, все уши развесили – наркота, наркота. А мы просто заехали на

денек в Арль. Оставили машину на стоянке, подходим потом... Я-то ничего не

заметил, а профессор – «тут, мол, царапина на крыле». Старик на

скамейке говорит, это вьетнамцы парковали машину – и задели. А теперь сидят

в баре на углу. Мы – в бар: там и впрямь – три вьетнамца за столиком. Проф

не стал тратить время на выяснения: чья машина, кто за рулем сидел? Всадил

каждому по две пули в голову. «Чтобы наверняка», – говорит.

Эрик слегка придвинулся к Юппу: этак доверительно-заинтересованно, как

прущий навстречу вам трактор.

– В Арле, говоришь?

– Угу.

– Месяц назад порешили?