Нигерийский синдром - Хельга Графф

– Сейчас гляну, – поспешно заявил хозяин ювелирного рая и через минуту озвучил стоимость, – шестьсот пятьдесят долларов.

Ну ничего себе! Левка триумфально обернулся ко мне, всем своим видом констатируя факт: «Ну, что я говорил! Это нам не по карману и не по зубам!», но Олег твердо сказал:

– Вот деньги, давай сюда!

Никита передал ему чудного фламинго, и Викентьевич, не проронив ни единого слова, надел мне на шею этот обалденный кулон! В моей голове сразу зазвучал голос замечательной польской певицы Анны Герман: «А он мне нравится, нравится, нравится, и для меня на свете друга лучше нет…» Вот это жест, я понимаю! Ну, а если бы каждый из них захотел подарить мне что-нибудь из Никиткиных произведений, то из туземной Танзании я бы уехала девушкой небедной. После великолепной «выходки» Олега всем стало стыдно, и… дело пошло! Иван купил мне роскошные сережки из рубинов, дороже подарка Олега, но поскольку Олежка был первопроходцем, спихнуть его с Олимпа щедрости не смог уже никто.

Потом и Левка решил «умыть» всех и подарил мне платиновый браслет с фигурками слонов, инкрустированный мелкими бриллиантами. Правда, по древней еврейской традиции где-то около часа отчаянно, до хрипоты и с пеной у рта, торговался с Китом, но цену все же скинул!

В свое время муж занимался антиквариатом и драгоценностями, валютными камнями и конкретно бриллиантами, и в этом вопросе был асом. Даже «скупому рыцарю» Никитосу, чтобы не остаться изгоем в дружном обществе щедрых дарителей, пришлось пройтись по своим обширным закромам, где он нарыл чудесный подарок – бусы из цоизита. Я впервые слышала о таком минерале, оказывается, его добывают только в Танзании. Роскошные бусы зеленоватого оттенка с интенсивными вкраплениями розового цвета смотрелись очень и очень красиво. Лишь Володька проявил скромность и подарил мне тряпичный шнурок для украшений. Ну его можно понять, ведь наши новые спонсоры не снабдили приятеля даже хотя бы туземными тугриками, и в плане платежеспособности он, конечно, был весьма стеснен.

– Везет же некоторым! – не остались в стороне от такого душещипательного и приятнейшего мероприятия душевные половинки, и в голосе «добрячки» зазвучала неприкрытая зависть. – Богатой невестой вернется! Еще бы сюда этого Абдуллу пригнать, а то ведь он ей только шубку подарил…

– Мафусаил… то есть Мустафа… нет… Магомет свой подарок уже сделал, – припечатала злая оппонентка, – можно подумать, – проявила она завидную, просто неимоверную вредность, – что, кроме этой старой мямли, ему некому больше делать презенты!

«Ну и нахалка!» – возмутилась я.

– Ты не права, – заартачилась моя сторонница, – шубка – это шубка, а цацки – это цацки, не нужно путать мух с котлетами! С мужика по подарочку – Рублевке приданое!

– Какое приданое?! У нее же, между прочим, еще муж имеется и жениха пока нет, а ты ее замуж отдаешь, не рановато ли?

– В самый раз! Любая тетушка, одинокая или замужняя, просто обязана иметь личного спонсора! И Катерине он нужен! Должен же кто-то ее одевать и кормить?!

– А она что, без головы и рук? Пусть сама себя кормит, тогда ей никто не нужен: ни любовник, ни спонсор и ни бессмысленный муж!

Ну, как тут не вспомнить: «…ни бог, ни царь и ни герой, добьемся мы освобождения своею собственной рукой». Эжен Потье, «Интернационал».

– Кстати, ей уже о душе пора думать, а не о спонсорах и любовных забавах с ними!

– А о подарках можно?

– Не стоит, спонсоры – ненадежные люди!

– И правда, – пришли они к консенсусу, – сначала пусть семью приданым обеспечит, а потом думает, о чем угодно, хотя бы и о душе!

Вот значит, как?! Не меня, оказывается, должны обеспечивать члены семьи, а я их! Тогда действительно, не нужен ни муж, ни любовник, ни сват, ни брат. В этом случае лучше всего оставаться одной, чтобы на всё про всё моей добычи хватило! В общем, всё хорошо, что хорошо кончается.

Мое пребывание в Танзании заканчивалось сегодняшним вечером, а завтра… мне даже страшно было подумать о том, что ждет нас завтра. Днем созвонилась с Ричардом и сообщила ему номер рейса. Он сказал, что встретит нас в аэропорту Ломе – Токоин столицы Того. А вечером мы устроили проводы, проверили свою боеготовность и, как говорится, с богом!

Наступила финальная фаза операции «Африканский беспредел», но я назвала бы ее «Нигерийский синдром». Ведь именно с нигерийских писем началось массовое мошенничество и обман доверчивых людей во всем мире. Тысячу раз попросила у Господа защиты и поддержки и была уверена, что он про нас не забудет! На следующий день мы попрощались с остающимися пока тут Левкой и Вовой, и Никита отвез нас в международный аэропорт Дар-эс-Салам, где мы сели на рейс, следующий транзитом из Танзании через Нигерию в Того.

В самолете находились одни африканцы. Публика шумная, достаточно беспардонная, чувствующая себя здесь на правах хозяев. Когда я возвращалась из туалета на свое место, какой-то Кинг-Конг в погонах умудрился нагло ущипнуть меня за попу (вот козел!), между прочим, довольно чувствительно. Очень хотелось дать ему в глаз или крепко пожать руку, предварительно надев на палец перстень Борджиа, или даже пустить в ход смертельную ручку, но… пришлось взять себя в руки и пройти мимо этого чудовища с гордым и неприступным видом.

Во избежание стычки, за которой обязательно последовало бы грубое и рукоприкладное выяснение отношений, чуть не подавившись, молча проглотила нанесенное оскорбление. Мои друзья в этом случае, разумеется, не остались бы в стороне, а о последствиях такой вражды даже страшно было подумать! Больше выйти в туалет я не решилась в страхе, что в следующий раз может случиться не просто членовредительство, а вообще поругание изредка почитаемой мною чести, например, изнасилование! Пришлось терпеть до самой Нигерии.

После приземления пару часов провели в транзитной зоне.

Мы и африканцы – люди с разных планет, и пути наши никогда не пересекутся! Толпа чернокожих словоохотливых соседей порядком нас извела. Они, совсем не заморачиваясь правилами приличия, вели себя, как хотели. Совершенно не смущаясь, во все горло болтали на своем гортанном и крайне неприятном наречии, громко хохотали и отчаянно жестикулировали. Все это нас так достало и утомило, что у меня закружилась голова и даже показалось, еще чуть-чуть – и я потеряю сознание. Пришлось притулиться к мощному Олегу, который, быстро сообразив в чем дело, сунул мне под нос какой-то порошок, от которого я пришла в чувство и по-настоящему взбодрилась. Наркота, что ли?! Да не дай бог!

Наконец объявили наш рейс. Мы бодренько поскакали на посадку. До самолета пришлось тащиться пешком и… о ужас! Перед нашими глазами предстала какая-то древняя местная рухлядь, которую и самолетом-то назвать трудно. Посадочных мест штук пятьдесят, не более. На трапе нас ожидала не первой молодости толстозадая разбитная стюардесса в майке и юбке, прикрывающей лишь пах, откуда начинались жирные, трясущиеся, как студень, ляжки. Мама дорогая! Но это были еще цветочки. Еле-еле разместившись на тесных, грязных, ободранных сидениях, мы в испуге уставились на вздрюченную потную толстуху-бортпроводницу, но мадам, как слонопотам, пробежала дальше по проходу, в конец салона, а на ее место заступил вышедший из кабины пилотов… мне показалось, что я сплю и вижу ужасный сон…