Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации - Иван Саблин

Хотя Джиллеспи не упоминал ДВР, она, казалось, прекрасно вписывалась в эту схему. Кроме того, сам Вандерлип осенью 1920 года открыто говорил о строительстве на Камчатке военной базы США и о том, что весь полуостров с островами Приморской и Камчатской областей будет, вероятно, продан синдикату Вандерлипа. Это позволило бы США не только взять под контроль Тихоокеанское побережье Сибири и защитить от Японии Китай и Филиппины, но и развить торговые отношения с Россией и «цивилизовать» регион, подобно тому как это было сделано на Аляске[786].

Впрочем, хорошее впечатление, которое ДВР произвела на представителей США, не привело к установлению стабильных экономических связей ни с США, ни вообще с каким-либо государством, кроме Советской России. Большевистская пропагандистская работа противоречила внешней политике ДВР и причиняла ей вред. Антибольшевистская пресса в Харбине и других центрах российской эмиграции работала на укрепление представления о ДВР как об опорной базе Коминтерна. «Заря» сообщала, что Кожевников, отправляясь в первой половине 1921 года в дипломатическую миссию в зону отчуждения КВЖД, взял с собой агитаторов, а также золото для коммунистической пропаганды в Китае и Корее[787]. Весной 1921 года «Общее дело» информировало своих читателей о вооруженных корейских и китайских отрядах, формировавшихся в ДВР, о большевистской пропаганде в Монголии и о намерении большевиков сделать Монголию буферным государством[788]. В июле 1921 года «Общее дело» опубликовало речь В. Ф. Иванова на Втором несоциалистическом съезде. Иванов назвал миссию Юрина в Пекине «центром и органом» пропаганды в Китае, Корее и даже Японии. Стремясь нейтрализовать национально-оборонческие аргументы большевиков, В. Ф. Иванов заявил, что они пытаются возложить ответственность за разрушенную экономику на «так называемых интервентов», ненависть к которым они разжигают среди населения. По мнению В. Ф. Иванова, главной целью большевиков оставалось всемирное распространение классовой ненависти, в то время как Приамурское государственное образование приветствовало любую иностранную помощь русскому народу, поддерживая при этом идею единой России[789].

В июне 1921 года, докладывая о своей миссии, Юрин утверждал, что пекинское правительство уже было готово подписать торговое соглашение, но его настроение изменилось после формирования Временного Приамурского правительства. Он считал, что КВЖД потеряна из-за так называемой «декларации Карахана», которая в 1919 году фактически передала железную дорогу Китаю. Как «регионалист» и сторонник Краснощёкова Юрин возражал против решения московского руководства обсуждать вопрос о КВЖД на советско-китайских переговорах: он считал, что этот вопрос должна урегулировать ДВР[790].

Противоречия внешней политики и транснациональной деятельности были характерны для всей большевистской политической конструкции, включавшей как Советскую Россию, так и зависимые от нее советские и несоветские республики, в том числе и ДВР. Летом 1921 года Чичерин выступил главным оппонентом большевиков-«транснационалистов» в вопросах, связанных с Японией. 10 июня 1921 года Политбюро поддержало его мнение, что большевики не могут открыто посылать повстанцев в Корею, поскольку это поможет армейской партии в Токио и приведет к более агрессивной политике Японии, и решило переместить корейские партизанские отряды на запад от Байкала, что в конечном итоге, вероятно, и привело к Амурскому инциденту. Хотя Чичерин был сторонником продолжения тайной пропаганды, он отвергал радикальные взгляды Иркутской группы корейских социалистов и, следовательно, Шумяцкого, выступая за сотрудничество с корейскими националистами[791].

Чичерин сумел увести официальную советскую политику от воинствующего транснационализма, но большевики-«транснационалисты» из Сиббюро и Дальневосточного секретариата Коминтерна своими действиями доказали всю правоту антибольшевистской прессы. Уже 25 февраля 1921 года Смирнов и Шумяцкий писали Чичерину, что операцию против Унгерна можно использовать, чтобы оккупировать пограничные районы Монголии и провозгласить ее независимость. Новой властью стала бы Монгольская народная партия, ориентирующаяся на Советскую Россию. 3 марта 1921 года Наркоминдел ответил, что советские войска могут атаковать Унгерна, но не должны нарушать китайские суверенные права на Монголию. Тем не менее Наркоминдел согласился использовать для оправдания монгольской операции письмо китайского высокого комиссара Чэнь И, в котором тот пригласил советские войска в пограничную зону[792].

Смирнов и Шумяцкий вели себя как «транснационалисты», оказывая ситуативную поддержку азиатским национальным движениям. Они поддерживали формирование независимого Монгольского государства, но выступали против независимости Танну-Тувы, которая должна была, по их мнению, стать частью Монголии. Шумяцкий был сторонником бурят-монгольской автономии, которая могла наглядно показать шаги большевиков по деколонизации в соответствии с предложениями Ринчино, но его соратники Смирнов и Хотимский не соглашались на формирование якутской автономии, называя якутов «некультурными» и утверждая, что создание этой автономии будет играть на руку японским и американским капиталистам[793].

Будучи регионалистом, Краснощёков тоже выступил в поддержку монгольской операции. Впрочем, для него она была прежде всего демонстрацией силы ДВР и Советской России, необходимой после владивостокского переворота, а сама Монголия должна была оставаться автономией внутри Китая и поддерживать дружественные отношения с ДВР и РСФСР. Краснощёков утверждал, что победа над Унгерном и взятие Урги позволят ДВР привлечь на свою сторону либерально настроенных монголов и покажут японским и американским либералам, что ДВР – региональная держава. Его точка зрения возобладала, и Дальбюро отвергло предложение Моисея Губельмана о немедленном присоединении ДВР к РСФСР в случае японского вмешательства в конфликт. Но и большевики – «российские националисты» тоже поддерживали операцию из соображений российского национального престижа[794]. В конце мая – начале июня 1921 года Унгерн атаковал ДВР, и 16 июня 1921 года Политбюро дало санкцию на операцию против его войск в Монголии. Благодаря совместным действиям Советской России, ДВР и МНП 6 июля 1921 года была взята Урга[795].