Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916-1931 годы - Адам Туз

I

При той настойчивости, которую французы проявляли в вопросах демилитаризации Рейнской области, занятия стратегических плацдармов и проведения в Германии международной инспекции с изъятием ее пограничных территорий, утверждение, что проблема суверенитета Германии была определяющей на мирных переговорах в Версале, может показаться ошибочным. Клемансо с готовностью предоставлял возможность развернуться сторонникам еще более радикальных действий, когда это отвечало его тактике ведения переговоров. Но, как это хорошо понимал Бенвиль с его обостренным чувством политической истории Франции, человек такого склада, как Клемансо, на самом деле был не в состоянии отказать Германии в создании национального государства. Самоопределение как общее устремление не было идеей, которую американский президент привнес в ничего не понимающую Европу. Со времен первой Французской республики, положившей начало революционным войнам 1790-х годов, вопрос обеспечения безопасности Франции при соблюдении права других народов на самоопределение всегда оставался актуальным. Кроме того, как с сожалением признавали подобные Клемансо радикальные сторонники республики, длительная история французской агрессии сыграла пагубную роль в разжигании германского национализма. Фризы, украшавшие стены Зеркальной галереи Версальского дворца, были посвящены прославлению захвата Людовиком XIV Рейнских земель. Первые французские революционеры считали, что порывают с наследием власти Бурбонов. Они объявляли себя освободителями порабощенной Европы. Но вскоре на смену справедливой революционной войне пришел наполеоновский империализм. Понимание трагического поворота в истории Европы, ставшего следствием перерождения Французской революции, было фундаментальным моментом в определенно республиканских взглядах Клемансо на историю[774]. Венский конгресс 1815 года привел к установлению мира в Европе, но оставил неудовлетворенными национальные устремления Германии. Жестокая развязка наступила в 1860-х годах, когда тщеславие племянника Бонапарта распахнуло двери перед Бисмарком. И тому, что в 1870 году у Франции Наполеона III не оказалось друзей, имелись веские причины. Клемансо не оплакивал крах режима, при котором ему самому и его отцу пришлось побывать в тюрьме. Хуже всего было то, что уязвленная гордость Германии теперь затмевалась прусской агрессией. Клемансо мог сказать много нелицеприятных и предвзятых вещей о немцах. Но он не отрицал, что гунны 1914 года во многом были порождением зигзагообразной истории самой Франции.

Конечно, не только Франция несла ответственность за то, что Германии было отказано в ее национальных устремлениях. Любое общее решение европейских проблем и до, и после 1919 года сопровождалось разделом суверенитета Германии. Вестфальский договор 1648 года, положивший конец Тридцатилетней войне, привел к признанию суверенитета возникавших в Европе национальных государств во главе с Францией. При этом германские земли входили в состав Священной Римской империи, разделенной по границам вероисповеданий на сотни княжеств, герцогств и свободных городов. Карта была несколько упорядочена в результате наполеоновской оккупации германских земель, но в основе своей сохранилась вплоть до 1815 года. Часто проводились недоброжелательные сравнения того, с каким снисхождением в 1919 году в Париже принимали деморализованную делегацию Германии и какое гостеприимство было оказано Талейрану, который на Венском конгрессе представлял побежденную Францию. Но вопрос совершенно не в этом. Талейран был посланником возродившейся законной династии Бурбонов. В 1815 году даже малейший намек на единство Германии подавлялся силами секретной полиции Австрии, Пруссии и России. Еще в 1866 году во время кризиса, приведшего к австро-прусской войне, французский государственный деятель Адольф Тьер мог провозгласить «величайшим принципом европейской политики» то, что Германия должна состоять из независимых государств, связанных между собой не более чем федеративными отношениями[775]. И вот на этом фоне Клемансо допустил, казалось бы, нелепое высказывание: «Версальский договор может похвастаться тем… что он заложил основу и даже частично содействовал появлению определенного типа отношений, строящихся на равноправии народов, настроенных друг против друга в результате целого ряда исторических столкновений»[776]. После Версаля объединенное германское государство будет находиться в сердце Европы. Более того, и этого почти невозможно было не заметить даже при самом поверхностном рассмотрении послевоенной карты, в результате одновременного крушения трех восточных империй Германия не просто выжила в войне. В результате поражения 1918 года она приобрела намного больше территорий, чем в результате победы 1871 года.

Можно ли было повернуть вспять ход истории, приведший к образованию германского национального государства? В 1918 году среди журналистов, высших армейских чинов и даже на Кэ д’Орсэ много говорилось о «новой Вестфалии». Возможно, Франции удалось бы восстановить свои доминирующие позиции, которые она занимала при Людовике XIV. Вероятно, можно было обуздать германский национализм или направить его против него самого. В конце концов, объединение Германии было сопряжено с насилием. В 1849 году прусские войска разгромили патриотическую либеральную революцию на юге Германии. Летом 1866 года в ходе того, что ошибочно называют австро-прусской войной, Пруссия противостояла не только Австрии, но и коалиции, в которую входили Саксония, Бавария, Баден, Вюртемберг, Гессен, Ганновер и Нассау. В гражданской войне между Севером и Югом было убито и ранено более 100 тысяч немцев. Зачем было дробить государство, созданное совсем недавно и с такими потерями? Но какими бы привлекательными ни казались такие взгляды любому оценивающему события исключительно с позиций Франции, они оставляют без внимания консолидацию национальных чувств в Германии начиная с 1871 года. Как признавал сам Клемансо, патриотизм в Германии не был плодом романтического воображения либералов. И эта подтвердили драматические события войны. Если подходить к вопросу более основательно, то воплощение фантазий о повторном разделении Германии поднимало вопрос о применении силы. Даже если Франция, действуя в одиночку, могла выступить в роли инициатора отделения Рейнской области, то как она могла надеяться сохранить такое разделение? Вестфальский и Венский договоры распространялись на всю Европу, и их выполнение обеспечивалось коллективными гарантиями. Подобное решение было не столь уж невозможно вообразить в XX веке. Именно разделение Германии было навязано после 1945 года. Однако условия, из-за которых после Второй мировой войны разделение Германии стало постоянной чертой европейского устройства на протяжении жизни почти двух поколений, в полной степени показывают дилемму, перед которой стояла Франция в 1919 году.

Восстановление Западной Германии после Второй мировой войны стало своего рода ордером, подтверждающим историческую возможность успешной «смены режима». На фоне этого восстановления еще более контрастно выглядит «неудача» 1919 года. Но не следует недооценивать значительные денежные средства и политические капиталы, задействованные в ходе восстановления после Второй мировой войны, то есть ресурсы, найти и мобилизовать которые для всех стран-победительниц было намного труднее после Первой мировой войны. Не следует забывать и о принудительных международных ограничениях, сопровождавших это восстановление. Мирное урегулирование после 1945 года ограничивало суверенитет Германии в гораздо большей степени, чем то, о чем помышляли в 1919 году. Вторая мировая война привела именно к тем кошмарным последствиям, которые предвидели разгневанные националисты после Первой мировой войны. Страна подверглась масштабной оккупации, а ее территория была расчленена. Кроме того, 11 млн немцев подверглись этническим чисткам на спорных пограничных территориях на востоке страны. Точные потери до сих пор не подсчитаны. Возмущенные националисты утверждают, что жертвами этого исхода стал миллион человек из числа гражданских лиц. Были изнасилованы сотни тысяч женщин. По всей территории Германии изымались средства в счет репараций и компенсации расходов на оккупацию. За военными преступниками шла охота. Несколько тысяч из них были казнены, десятки тысяч заключены в тюрьмы и надолго исключены из общественной жизни. В Восточной и Западной зонах была нарушена и перестроена вся политическая, юридическая, социальная и культурная система, что вызывало широкую волну возмущения. Успех и легитимность этого переустройства в конечном счете были признаны только в Федеративной Республике, но не в Восточной Германии. Но и в Западной Германии для этого потребовалась целенаправленная работа нескольких поколений граждан, беспрестанно, а иногда и с определенным бесстрашием заявлявших о необходимости расстаться с прошлым своей страны. Коммунистической диктатуре на Востоке приходилось полагаться на один из самых жестоких полицейских режимов в истории. Счастливый конец наступил лишь в 1989 году, когда пала советская власть и произошло воссоединение страны. Но даже состоявшиеся в 1990 году переговоры в формате «два плюс четыре» о ратификации воссоединения Германии свидетельствовали, скорее, не о полном восстановлении суверенитета Германии, а о наличии многочисленных условий, которые Германии надлежит выполнять и сегодня в составе НАТО и Европейского союза.