Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X-XI веках - Петр Стефанович

Как уже отмечалось в главе II (с. 156–157), вероятно, что к первоначальному тексту Паримийника восходит чтение «с(е)рдце фараоново и болѣрь его» в отрывках из Исхода, гл. XIV, стихи 5 и 8[731]. В греческом оригинале словам «и болѣрь его» соответствует (и слуг). В чтениях из Книги пророка Ионы (гл. III, стих 7) речь идёт о проповеди пророка в Ниневии, и говорится, что под её воздействием от имени царя и его вельмож был объявлен пост по всей стране. Григоровичев паримийник передаёт это место так: «и проповеда ся, и реч(е)но быс(ть) въ Невги от ц(еса)рѣ и от болѣръ его гл(агол)ящъ…»[732] Р. Златанова, которая предприняла реконструкцию первоначальной редакции перевода Книги Ионы на основе не только болгарских и русских списков Паримийника, но и хорватских глаголических в бревиариях, принимает этот вариант как первичный[733]. «От болѣръ» передаёт здесь греческое( – «великие (люди), вельможи»).

Если оставаться на почве тюркско-алтайской этимологии и связывать заимствование с древнеболгарским языком, то появление слова в текстах кирилло-мефодиевского круга надо объяснять как свидетельство диалектной гетерогенности в среде учеников славянских первоапостолов.

По словам А. А. Алексеева, который отмечает «лексические болгаризмы» в мефодиевских переводах, присутствие «известных языковых различий в переводе столь большого корпуса библейских текстов» «оправдано сообщением Жития Мефодия о "попах-скорописцах", которые оказывали ему помощь в переводе. Не исключено, что часть перевода была выполнена ими… под надзором или редакцией Мефодия»[734]. Впрочем, нельзя, конечно, не учитывать и случайных правки или ошибок в происхождении тех или иных чтений. Для меня важнее всего отметить смысл слова. В Паримийнике боярин – вельможа, приближённый верховного правителя.

К текстам кирилло-мефодиевского круга примыкают произведения Климента Охридского. Творчество этого писателя приходится на перелом в развитии церковнославянского языка, продолжая великоморавские традиции, но и связывая их с болгарской книжностью. Двойственным образом можно трактовать и появление у него слова бо(л)ярин – то ли как кирилло-мефодиевское наследство, то ли как болгаризм. Оставляя решение в пользу той или иной трактовки лингвистам, я только укажу на два известных мне упоминания в двух проповедях, связываемых с именем Климента.

«Слово похвальное на память пророка Захария и на рождество Иоанна Крестителя» принадлежит к числу тех сочинений, которые атрибутируются Клименту практически бесспорно, так как его авторство указано в самом тексте, дошедшем до нас в одной редакции в более чем двадцати списках (самый ранний XIV в.). В конце его автор, призывая слушателей (читателей) отвергнуть «несытьство», напоминает о тленности материальных ценностей: «мнози бо ц(еса)ри и боляре въ б(о)гатьствѣ поживъше без вѣры, безъ успѣха умроша и муцѣ вѣчьнѣи и повиньни ся сътворше погыбу»[735]. Подозревать здесь вставку нет никаких оснований.

Атрибуция Клименту анонимного «Слова на Рождество Христово», которое сохранилось в единственном списке в сербском Торжественнике XIV в., но содержит явственные мораво-чешские черты и архаизмы, более или менее предположительна[736]. Слово бо(л)ярин используется здесь в пересказе или в цитате из какого-то апокрифического сказания о рождении Христа, аналогий которому пока не найдено, но ссылки на которое есть в древней славянской письменности[737]. Согласно этому сказанию, император Август затеял перепись населения (во время которой родился Иисус, см. Лк, II, 1–2) для того, чтобы найти свою дочь, скрывшуюся от него. Решение о переписи он принял после совета с приближёнными, о котором в «Слове» сообщается так: «Августь же о всемь томь туже, сьбра вьсе боляры свое и старце людьскыие мудрую чедь…»[738]

Призыв на совещание бояр и старцев заставляет сразу вспомнить аналогичное сообщение о совете Владимира Святого по вопросу о выборе веры[739]. Не берусь судить, связаны ли каким-то образом русская летопись и древнее поучение. Возможно, это лишь топос раннеславянской литературы, но возможно, и отражение реальности – древнего обычая знати и умудрённых опытом «народных» представителей собираться на совет. Так или иначе, из двух этих упоминаний мы получаем довольно показательный контекст употребления слова: в одном случае с цесарями, в другом – со «старцами людскими». Бояре – это знать, приближенная к правителю и в то же время не связанная с элитой, представляющей «людей».