Василевс - Валерий Игнатьевич Туринов

– Аварских посланников ограбили скамары[148]! – выпалил он. – Подстерегли в засаде, напали, отняли коней, весь обоз и серебро!..

– Ах, сволочи! Чтоб им в … пусто было! – вылетело злобно у магистра.

Он понял, что рано расслабился. Теперь надо было срочно организовать погоню за разбойниками, догнать их и наказать. Отобрать ворованное, вернуть посланникам… Иначе?.. Иначе снова могут возникнуть напряжённые отношения с аварами. Тот же Баян воспользуется моментом, обвинит во всём ромеев, придёт с войском… Может дело дойти и до войны… И хотя Юстин пишет кагану, что ромеи уже не те, не преданы лени, что они любят войну и способны переносить её тяготы… Но одно дело писать, другое дело – как обстоит с этим делом реальность…

Он собрал архонтов, организовал несколько отрядов из имевшихся у него сил, послал их на поиски разными дорогами, по которым могли уйти грабители.

В этот же день вернулись из-за реки аварские посланники, потребовали, чтобы их отправили опять к Юстину, жаловаться на грабителей, чтобы им вернули их вещи.

– Отправлю, если не поймаю скамаров! – заверил их магистр.

Принятые им быстро меры, по следам происшествия, дали свои результаты. Вскоре грабителей привели в крепость, с ними были и похищенные вещи. Вещи вернули посланникам, а грабителей тут же повесили.

Магистр вздохнул свободнее, снарядил сотню легионеров для сопровождения аварских посланников до их кагана.

Глава 23. Борьба православных с монофизитами

Константинопольский патриарх Иоанн Схоластик просил у императора Юстина II приёма по церковным делам. Но затем, когда Юстин назначил день приёма, патриарх стал тянуть с этим, ссылаясь то на плохое здоровье, то на занятость другими спешными делами.

И вот наконец-то он нашёл время, явился на приём в сопровождении епископа патриаршей кафедры.

Юстин и Элия приняли его в большой палате Хрисотриклин, осведомились о его здоровье.

Патриарх ответил, что всё в порядке. Затем он перешёл к делу, ради которого явился.

Дело это касалось императорского эдикта, в котором никак не могли прийти к согласию монофизиты и православные. Монофизиты внесли в императорский эдикт кое-какие мелкие поправки, совершенно не упоминают о Халкидонском соборе, эдикт, в их правке, снимал и отлучение с Севира, как произнесённое несправедливо и неосновательно…

– Они настаивают на внесении в диптихи Севира и всех умерших в изгнании епископов! – страстно приводил патриарх всё новые и новые поправки, внесённые монофизитами…

Изложив это императору, он высказал в заключение своё мнение:

– Если ты примешь монофизитские главы в свой эдикт! И они будут объявлены в церкви, она будет разом ниспровергнута и разорена! Ты хочешь привлечь и удержать немногих, а уйдут из церкви массы!

Юстин понял, что это шантаж, и патриарх выбрал момент перед самым Вербным воскресеньем, когда невозможно отказать или что-либо предпринять… Он разозлился… Но перед ним был патриарх, за которым стояли православные епископы, массы прихожан… И это удерживало его от того, чтобы оборвать его… Он пересилил себя, согласился выдать доверенность патриарху на действия против монофизитов, за ней тот и явился.

Получив доверенность, патриарх ушёл от императора.

На следующий день, 22 марта 571 года, в Вербное воскресенье, утром Иоанн Схоластик собрал на патриаршей кафедре, которой руководил, православных столичных епископов.

– Вот доверенность императора Юстина II! – показал он им документ. – Он дал, своей властью, разрешение на евхаристию[149] монофизитов по-православному!..

Он обвёл взглядом епископов, стараясь определить, понимают ли они истинный смысл этой акции, что дело не в евхаристии, а в борьбе с опасной схизмой, монофизитами, обладающими большой властью при дворе покойных Юстиниана и Феодоры и сохранивших её до сих пор, поскольку даже племянник покойного императора Юстин II с опаской относится к ним. Самое же главное в том, что они, схизматики, скопили огромные богатства по монастырям от дарений той же Феодоры. И сломать их можно, если лишить их имущества…

По глазам епископов он понял, что они не расходятся с ним в этом вопросе.

– И властью, данной мне императором! – показал он снова доверенность, подняв её в сжатом кулаке над головой. – Я даю вам распоряжение: закрыть в столице все монофизитские собрания!.. Все священники и епископы подлежат аресту и заключению в тюрьму!.. Послать клириков, с евхаристией, в сопровождении солдат в монастыри, находившиеся в столице, на её окраинах и окрестностях! Силой заставляйте монахов принимать евхаристию по-православному!.. Тех же, которые будут упорствовать, арестовать и тоже посадить по тюрьмам!.. Экскувиты уже ждут ваших клириков у дворца императора во главе с их начальником Тиберием!.. За дело, с Богом!.. Аминь!..

Акция была проведена стремительно. После того как по монастырям монофизитов прошли клирики с солдатами, патриарх обошёл сам эти монастыри и поставил там своих настоятелей.

На другой день ближайший к дворцу монастырь монофизитов посетил Юстин с Элией. С ними пришли придворные, экскувиты с Тиберием, они оцепили Юстина и Элию кольцом так, что к ним невозможно было подступиться монахам.

Юстин обратился к монахам, объяснил, с чем была связана эта чрезвычайная мера.

– Вы, монофизиты, стоите на своём, не идёте на соглашение с православными, цепляетесь к каждому слову эдикта!.. И это тогда, когда раздор в церкви наносит ущерб единству страны перед нашествием варваров, персов и других наших недругов!..

Он говорил долго и эмоционально, раздражённый этой ненужной акцией, устроенной патриархом, догадываясь о его истинных целях.

Монахи же молчали, угрюмо взирая на него и Элию.

Затем по его знаку придворные слуги стали предлагать монахам подарки… Вышло несколько монахов из их рядов, приняли подарки в знак согласия на евхаристию по-православному…

Юстин и Элия покинули этот монастырь монофизитов, зная, что тех, кто согласился на евхаристию по-православному, оставят в этом монастыре, остальных же отправят в ссылку и заточение.

Не в силах терпеть в это время краха дела всей своей жизни, сидеть на месте, Иоанн Эфесский взобрался на своего ослика и поехал в «монастырь сирийцев», монастырь отшельника Мары, покойного «сына Завета». Путь туда был не ближний, за заливом Золотой Рог, и за время в пути он много передумал, но так и не нашёл объяснения всего происходящего… В голове только стучала одна едкая мысль, что во всех бедах монофизитов был виноват патриарх Схоластик…

Когда он добрался до монастыря Мары, как называл он до сих пор «монастырь сирийцев», там его встретили в воротах монахи-синодиты, преградили ему путь, не пустили даже во двор монастыря.

От такой жестокости он прослезился, утёр слёзы рукавом рясы, повернулся и поплёлся прочь, вспоминая, что двери этого монастыря монофизитов, как и все