Василевс - Валерий Игнатьевич Туринов

другие, были открыты для всякого в пути нуждающегося странника, убогого… Почувствовал его состояние и ослик, без лишних команд он дробно застучал копытцами по каменистой тропе вслед за ним.

Он вернулся в столицу, в ксенодохий Еввула, где он ютился в крохотной каморке. Его почему-то не трогали, оставили пока на свободе. Вокруг же него рушился его мир, мир монофизитов. Он создавал его, управлял, ухаживал, как за цветком нежным и ранимым.

Со всех сторон приходили известия, что тот или другой из его единоверцев под давлением уступал синодитам. Те же, что томились по монастырям и тюрьмам, тоже постепенно подчинялись патриарху.

Прошёл праздник Пасхи, напряжение среди монофизитов стало спадать. Но тут опять напомнил о себе патриарх Схоластик.

– Все монофизитские епископы подлежат снова рукоположению! – заявил он на собрании православных священников.

– Ваше преосвященство, перерукоположение диофизиты считают недопустимым, – подал голос один из епископов. – И это может взорвать всю ситуацию, и так напряжённую!..

Монофизиты же сразу догадались, что этим обрядом Схоластик хочет закрепить зависимость вступавших в Константинопольскую иерархию лиц от патриаршей кафедры. Поняли они также, что их считают еретиками самой опасной категории и отнимают всякие оправдания у тех, кто пошёл на уступки синодитам.

Монофизитские епископы решительно отказались подвергнуться повторной хиротонии. Они отложились опять, борьба возобновилась с новой силой.

На этот раз монофизиты нашли поддержку у императора, который, изменив церковную политику, не изменил, однако, взгляда на монофизитство по существу.

Император особым указом строго запретил повторную хиротонию.

На это без особых возражений согласился и патриарх Схоластик, но предложил своим епископам вызвать монофизитов на богословские дискуссии для устранения возникшего осложнения:

– Пригласить на дискуссию прежде всего Иоанна Эфесского и патриарха Антиохийского Павла!.. Павел сейчас сидит под арестом в монастыре акимитов!..

Он задумался на минуту, затем продолжил:

– А также пригласить епископов Стефана и Елисея!.. Эти же заключены здесь, на патриаршем дворе, в камерах, внизу епископиона!.. И эти двое не долго будут сопротивляться, сдадутся… Начнём, с Богом! Аминь!..

На следующий день указанных лиц привели под стражей на судилище патриарха. И спор разгорелся сразу же, как только патриарх заикнулся об изменениях и добавлениях, которые монофизиты внесли в эдикт императора. Несколько часов шумных препирательств, затем и обвинений в упорстве синодитов в том, что они цепляются за Халкидонский собор, не привели ни к чему. Монофизитов снова увели и посадили по камерам.

И так прошли несколько дней в спорах и ни к чему не привели: и те и другие остались при своём мнении. Монофизиты говорили: «Уберите Халкидонский собор из эдикта», православные же – «не будем упоминать о нём в эдикте»… Монофизиты понимали, что этим, замалчивая о соборе в эдикте, православные просто хотят их обмануть.

Иоанна Эфесского перевели тем временем из кельи в подвал, в темницу, в той же Еввуловой ксенодохии. Этот ксенодохий построила Феодора специально для восточных монофизитов, где они могли получить не только питание и ночлег, но уход и лечение, если заболеют. Расположен он был недалеко от церкви Святой Ирины. И там Иоанна держали в заключении целый год. Это было самое тяжёлое время его жизни. Покинутый друзьями, осуждённый на полное одиночество, к нему приходил только два раза в день монах, приносил какую-то похлебку.

Несколько раз появлялись в темнице у него люди от императора.

– Последуй примеру патриарха Антиохийского Павла! – говорили они ему. – Тот недолго стоял на своём! Так же как и епископ Елисей!.. Сейчас они на своих кафедрах, свободные!..

Пришёл к нему и Стефан, епископ Кипрский, когда-то был верным помощником.

– Иоанн, дружище! – воскликнул он, едва переступив порог темницы. – Как ты можешь переносить вот это?! – ткнул он пальцем в угол, где кучами копошились какие-то паразиты. – Брр-р! – брезгливо передёрнул он плечами. – Давай, хватит потешать людей! Я скажу Схоластику, что ты признаёшь пункты эдикта императора, касающиеся Халкидонского собора!.. И тебя выпустят тотчас же!..

Иоанн уже знал, как обработали вот его, Стефана, люди патриарха Схоластика за то, что он, порицая того, стремился разрушить его православные рукоположения. За это его выслали на отдаленный остров. Затем патриарх послал туда духовенство и с ними экскувитов с наказом избить его дубинками, пока не будет харкать кровью или согласится на их вероисповедание… Экскувиты избили Стефана, он упал замертво на землю… Экскувиты испугались, увидев его неподвижно лежавшим, побежали, принесли воды, стали обливать его… Прошло немало времени, прежде чем его душа возвратилась к нему снова…

– Ты пострадал от них и ещё приходишь с …! – выругался Иоанн на языке простолюдинов. – Я видеть не хочу тебя!..

Стефан, всё так же с виноватым видом что-то дружески наговаривая, исчез из его темницы.

Иоанну же стало ещё хуже после его исчезновения. Вот только что был тут его сотоварищ по убеждениям, пришёл он с подленькой мыслью уговорить его, Иоанна, предать убеждения его юности, его дело всей жизни… Но от этого как будто в его темницу проник луч света, озарил все углы гадкого помещения… Хотя пришёл с… Тут он постарался не наговаривать лишнее на него, на слабую душу… Он забылся в беспамятстве, с этой разорванной мыслью… Тяжёлый ревматизм не давал пошевелить ни рукой ни ногой ему, уже шестидесяти пяти лет старцу…

Из ксенодохия Иоанн был переведён патриархом на один из островов архипелага.

Глава 24. Тиберий

В начале декабря 574 года безнадёжно больной Юстин II устранился от управления империей.

Новый цезарь Тиберий распорядился, чтобы Иоанна Эфесского перевели в столицу с острова архипелага, где тот провёл два с половиной года в полной изоляции от людей.

С воцарением нового цезаря патриарх Схоластик стал докучать теперь почти каждый день Тиберию всё с теми же нападками на монофизитов. Он посчитал, что молодого и неопытного Тиберия легче будет склонить на репрессии против церковных соперников, полностью властвующих совсем недавно при дворе императрицы Феодоры.

И Тиберий не выдержал, однажды спросил его прямо:

– Под присягой Богу, скажите мне: они – еретики или нет?..

И патриарх, хотя и лицемерил, всё же не стал рисковать, под присягой сказать ложь, ответил:

– По правде говоря, они не еретики!..

– Тогда они христиане? – снова спросил Тиберий.

– Да, полностью христиане… – слегка замявшись, ответил патриарх.

Он помолчал, затем стал сумбурно выкрикивать:

– Но они не будут иметь никакого отношения к нам и церкви!.. Не будут общаться с нами!..

Тиберий улыбнулся на яркую речь ещё эмоционального старца. Подождав, когда тот закончит кричать, он стал излагать позицию дворцовой власти в деле церкви:

– Если, как вы свидетельствуете, они – верующие и христиане, почему вы