Осень на краю - Елена Арсеньева

«Еду Питер обсудить развод прости Александра».

* * *

Когда Шурка прибежал в сыскное и сообщил о посещенииГрачевского и о том, что тот рассказал, Охтин, ни словом не обмолвясь,телефонировал на квартиру Смольникову (у его дочери Лизы праздновали нынче деньангела, и начальник сыскного находился дома). Смольников попросил прислать заним домой, на Дворянскую, служебный автомобиль и вскорости прибыл, с порогаотклонив всякие извинения и сообщив, что уже вполне отдал дань роли отцасемейства.

– Понятно, – сказал Георгий Владимирович, выслушав всюисторию. – Да, понятно теперь, зачем Грачевский к Малинину наезжал.

– Как, вы об этом знали и до моего прихода?

Шурка был поражен.

– Да, – кивнул Охтин. – Мы следили за Малининым уженекоторое время… несколько месяцев. Много разных людей его посещает – ноМурзика, сразу скажу, среди них не было. Видимо, они крепко конспирировались.Появление там Грачевского нас очень удивило. Конечно, могли быть разные причиныдля его посещения. К примеру, понадобилось старые связи тряхнуть. Морфий-тоМалинин уже ему не добывал, доступа в аптеку не было. Вот и решили мы, что ЯковКлимович соскучился по господам эсерам, явкам да паролям, конспиративнымподвалам. А оно вот что, значит… Получается, Грачевский отрекся отреволюционной братии… Георгий Владимирович, помните ваш с ним разговор наОткосе, тогда, весной четырнадцатого? Может, он на него подействовал?

– Не суть важно, – нетерпеливо сказал Смольников. – Какоеэто имеет значение? Главное – результат… Кстати, о результате – давайте-касоберем вместе, что у нас есть: что мы сами нашли и что нам господин Русанов вклювике принес.

– Первое касаемо Мурзика, или товарища Виктора, кому какнравится, – начал Охтин. – Когда Грачевский его увидел, он только в первуюминуту подумал о явлении призрака. Несмотря на то что жизнь Яков Климовичпосвятил иллюзиям – актер все-таки! – человек он реалистический и прекрасно понимал:если видишь ожившего мертвеца, значит, это вполне живой человек, который и недумал умирать. А если люди считают его мертвым, значит, он хочет, чтобы такбыло. И Грачевский пошел к единственному человеку, с которым мог обсудитьпоявление Виктора, – к Малинину.

– Он сказал вам, Русанов, что и раньше знал: брат покойнойжены Малинина работал сторожем в сгоревшем морге? – перебил Охтина Смольников.

– Да, я так понял, Яков Климович знал, но, конечно, ему и вголову не приходило задумываться об этом. Кто мог предполагать… – сказал Шурка.

– Вот именно! – развел руками Смольников. – Кто могпредполагать, что Мурзик окажется не убит, а только ранен, и что очнется онименно в морге, на глазах человека, который был осведомлен и о политическихсвязях Малинина, и о том, кто таков на самом деле Мурзик… К несчастью, самсторож тоже принадлежал к сочувствующим. Он немедля дал знать о случившемсяМалинину – или товарищу Феоктисту, это уж кому как больше нравится. Тот явилсяпод покровом ночи. Мурзик был уже перевязан.

– Живучий же, черт! – проворчал Охтин. – Недаром у негокличка кошачья. Живучий, что твоя кошка! А у нас в тот вечер, как назло,суматоха была… из-за меня…

– Да, вы после обыска в доме Морта помирать вздумали, это яотлично помню, – усмехнулся Смольников. – Вы лежали в бесчувствии от потерикрови, Аверьянову забрали в тюрьму, Морта тоже, и ту девушку… проститутка она,что ли. Имя такое чудное… забыл!

Охтин пожал плечами:

– И я не помню. Нет, помню! Любовь Милова, вот как ее звали.

– Это имя и фамилия, а прозвище у нее было – вспомнил! –Милка-Любка, в самом деле чудное, – сказал Смольников. – Я ее в те временачасто видел около часовни Варвары-великомученицы, я же там живу в двух шагах.

Охтин качнул головой:

– Век себе не прощу… Как она под пулю подвернулась, не поймуя! Кинулась неожиданно…

– Кто? – замирая от любопытства, спросил Шурка. –Милка-Любка? Пр… ну, в общем… она погибла?

– Да нет, сестра ее погибла, – с досадой сказал Охтин. –Сестра, Вера Милова, мирская монахиня, служила в часовнеВарвары-великомученицы. Маленькая такая, горбунья, страшненькая… Я видел ее,когда она с Мурзиком шла… в тот день… Он-то красавец писаный, хоть и пошлейшаярожа. Не пойму, может, она любила его, коли кинулась собой закрывать? Я же внего стрелял, а тут…. Вот и…

– Забудем, Григорий Алексеевич, – резко сказал Смольников. –Ясно же, что вашей вины тут нет. Мурзик своими знаменитыми ножами нескольконаших агентов положил и городовых. Я прекрасно понимаю, почему нам в тот вечербыло не до Мурзика – своих оплакивали. А боевик… Сдох, думали мы, ну и сдох, ихорошо.

– А он, оказывается, живехонек… – вздохнул Охтин.

– Ладно, продолжим. Когда троица негодяев – Мурзик, Малинини его шурин, сторож морга… Как его фамилия, кстати? – продолжал Смольников.

– Бурлаков.

– Когда они собрались на «военный совет в Филях» по поводувоскресения Мурзика, они прекрасно понимали, что ему нельзя вот так простовзять и исчезнуть из морга. Сразу стало бы всем все понятно. Поэтому Мурзикатой же ночью уволокли в надежное место, а потом в морге устроили пожар. Упала керосиноваялампа, вспыхнул небрежно закупоренный формалин… В нем хоть и незначительноеколичество спирта, а все же есть чему гореть! Дом был старый, обветшалый…Словом, по всяким причинам бывают пожары, сгорают десятки и сотни домов, почемубы не сгореть и моргу? Бурлакова выгнали в три шеи, но под суд не отдали – онтам якобы какие-то документы пытался выносить, даже обгорел немного…

– А разбираться с обугленными трупами, конечно, и в головуникому не пришло, – сердито сказал Охтин. – Ужасно еще у нас все этопоставлено… Извините, ваше превосходительство.

Смольников только плечами передернул, ничего не сказал.

– Ох и типус же он, тот Малинин, – пробормотал Шурка. –Просто какой-то покровитель всех злодеев. И с боевиками связан, и еще племяннику него был донельзя подозрительный…

И тут Шурка замер, и обмер, и уставился на Охтина…

– Ага, – усмехнулся Смольников. – Наконец-то и пропресловутого племянника вспомнили, про покойного господина Кандыбина! Мы уж сОхтиным думали, вы позабыли разговор о нем… Ну-ка, господин Русанов, к какимвыводам вы сейчас пришли? Очень уж лицо у вас сделалось… этакое! Любопытно будетпроследить за ходом вашей мысли.