Иван Васильевич – грозный царь всея Руси - Валерий Евгеньевич Шамбаров

Двоюродный брат на одну ступеньку приблизился к трону. Сейчас перед ним оставались лишь три препятствия — сам царь и его дети, девятилетний Иван и шестилетний Федор.

Но Иван Васильевич об убийстве брата так и не узнал. На него как раз навалилась новая проблема. Макарию перевалило уже за 80, он болел и 3 декабря подал государю «писание», что уходит в монастырь. Это предвидели, сам митрополит и царь уже готовили замену, в 1562 г. принял монашеский постриг духовник Ивана Васильевича, протоиерей Благовещенского собора Андрей — в монашестве Афанасий [475]. Но царь чувствовал и другое, преемник не сможет полновесно заменить Макария, не обладает таким авторитетом в церкви. Знал и о том, что в самой Церкви неладно, часть архиереев связана с боярской оппозицией. За митрополичий престол могла завязаться серьезная схватка.

Приказывать Макарию государь не смел. Приходил к нему с детьми и «со слезами» умолял его оставаться на своем посту. К нему приезжала уговаривать и Мария Темрюковна. 21 декабря Макарий все же согласился [476]. Но отсрочка оказалась очень короткой. 31 декабря святитель преставился. И выяснилось, что опасения царя имели под собой весомые основания. Это видно из нескольких фактов. Освященный Собор для выборов нового митрополита Иван Васильевич созвал только в феврале 1564 г. Очевидно, потребовалась серьезная подготовка.

Заседал Собор совместно с Боярской думой, и начался очень странным образом. Не выборами, а делом о «белом клобуке». Еще несколько веков назад архиепископы Новгорода получили от Константинопольского патриарха особую привилегию — носить белый, а не черный клобук, ставить печати красным воском. Сейчас царь вдруг поднял вопрос, что подобное отличие направомочно, его не имеют даже митрополиты. Насколько своевременной была данная проблема, если она оттеснила на второй план главную тему, ради которого созывался Собор?

Это можно понять, если учесть — дело о «белом клобуке» нацеливалось против архиепископа Новгородского Пимена. Его престол считался вторым по рангу после Московского. И к тому же Пимен пользовался давним покровительством Старицких князей [477]. Очевидно, именно он являлся кандидатом боярской оппозиции на митрополичий престол. Косвенным подтверждением могут послужить отзывы Курбского. Поливая грязью других архиереев, Пимена он всячески расхваливал, называл человеком «чистаго и жестокаго жительства» [478] (то есть праведником, аскетом).

Но царь сделал неожиданный ход, чтобы ослабить его позиции, — с делом о «белом клобуке». Его сторону приняло большинство участников Собора, ведь историческая привилегия Новгородского архиепископа ущемляла права других архиереев. А тем самым их удалось отколоть от Пимена, противопоставить ему. Собор признал, что такое отличие несправедливо. Право носить белый клобук и ставить красные печати было распространено на митрополита и архиепископа Казанского. Представляется не случайным, что решение о «белом клобуке» подписали царь, его дети, но Владимир Старицкий уклонился [477]. Это еще одно подтверждение, чьим ставленником выступал Пимен. А государь только после решения о «клобуке» перешел к выборам, и ему удалось провести собственную кандитатуру, 24 февраля митрополитом был избран Афанасий.

Но в эти же месяцы, пока разыгрывались церковные интриги, положение России резко ухудшилось. В декабре 1563 г. прибыло посольство из Литвы. Иван Васильевич предложил очень умеренные условия. Заключить перемирие на 10 лет, а за Россией остаются Полоцк и часть Ливонии, которую занимали царские войска. Государь полагал, что этим вполне можно удовлетвориться, ведь через Нарву уже открылся морской путь для торговли с Европой. Но в окружении Сигизмунда прекрасно знали о боярской оппозиции. Как раз в это время, в 1563 г., на сейме Польши, обсуждавшем помощь Литве, прозвучало уверенное заявление короля, что «много бояр московских, много благородных воевод» ожидает только благоприятной возможности перейти на его сторону [451].

Паны высокомерно отвергли русские условия. Требовали уйти из Ливонии, из Полоцка, даже снова заявили претензии на Смоленск, Северские города, Псков, Новгород. Предоставленной им передышкой литовцы воспользовались и мириться больше не собирались. Царь предусмотрел и такой вариант! Если Полоцка оказалось недостаточно, подтолкнуть неприятелей к миру новым ударом. По зимнему пути Иван Васильевич уже распорядился собрать рати на западных рубежах, а после разрыва переговоров к ним полетел приказ — действовать. Из Полоцка выступило 20-тысячное войско Петра Шуйского, из Вязьмы — второе, князей Серебряных. Им предписывалось соединиться, взять Минск и Новгородок-Литовский.

Но 26 января 1564 г. под Улой армию Шуйского разгромили. Погибли он сам, князья Семен и Федор Палецкие, попали в плен воеводы Захарий Плещеев, Иван Охлябинин, враги захватил весь обоз и артиллерию. А армию Серебряных литовский командующий Радзивилл ловко нейтрализовал. Направил гонца с донесением о битве такой дорогой, чтобы он наверняка попал к русским. Воеводы узнали о судьбе Шуйского и повернули назад. Победа праздновалась по всей Литве и Польше. Даже труп Шуйского привезли в Вильно, демонстрировали публике. Шок Полоцка был преодолен. Шляхта воспрянула духом, снова бряцала саблями. О том, чтобы просить мира, больше речи не было.

А в Москве начали расследовать трагедию и обнаружились явные признаки предательства. У Радзивилла было очень мало сил. С ратью Серебряных он вообще не рискнул вступить в бой. Одолеть Шуйского в лобовом сражении он тоже не смог бы. Но царские воины не знали, что рядом враг. Они шли по территории, которую контролировали русские. Доспехи, как это делалось в дальних походах, везли в санях. Двигались налегке, без строя, растянувшись по дороге среди лесов и болот. Зато Радзивилл прекрасно знал маршрут армии, устроил засаду в удобном месте. И удар нанес точный, прямо по ставке воевод. Потери оказались очень маленькими, около 200 человек! Остальные 20 тысяч, когда погибло командование, просто побежали — и все благополучно вернулись в Полоцк [479]. У Радзивилла не хватило воинов даже для того, чтобы преследовать и истреблять их!

Примерно в это же время обнаружилась еще одна измена. В ней был уличен воевода Смоленска Никита Шереметев. В чем состояла его вина, в точности неизвестно. Скорее всего, велись переговоры о переходе к королю вместе с родственниками. Потому что был арестован и старший брат воеводы, боярин Иван Шереметев. Но, как и раньше, нашлись заступники. Целая плеяда представителей боярских родов во главе с Федоровым-Челядниным выступила поручителями, набралось свыше 80 человек, согласившихся внести денежный залог, и Иван Шереметев был освобожден, снова занял свое место в Боярской думе.

Но вскоре после этого, в начале 1564 г., в Москве стали твориться дела странные и чрезвычайные. Были убиты без суда бояре Михаил Репнин и Юрий Кашин. Курбский запустил в обиход клеветническую версию, будто Репнин поплатился жизнью, отказавшись на царском пиру плясать в маске со скоморохами. Эти измышления не заслуживают внимания. Иван Васильевич никогда не был склонен