Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

глазах молодого якудза промелькнуло удивление: должно быть, он не ожидал, что дочь главы клана Аосаки будет так ратовать за восстановление справедливости. – И потому очень рассчитываю на вашу помощь.

Похоже, её ответ удовлетворил любопытство молодого человека, потому как больше он ничего не сказал. Поклонившись, братья удалились. Бабушка Абэ, до того не проронившая ни слова, лишь тяжело вздохнула.

– Не думаю, что этот поджигатель даст так просто себя поймать, – покачала головой она. – Хитёр, как девятихвостый лис[22], а совести у него и подавно меньше, раз покусился на святилища!

Уми понимала: просто не будет. Но она надеялась, что якудза отыщут на пожарище хоть какую-то зацепку, которая помогла бы выйти на след колдуна-отступника. Им с Ямадой, и уж тем более Дзиэну, не стоило появляться в святилище, чтобы снова не навлечь на себя подозрения тайной полиции. Наверняка господину Ооно уже сообщили о пожаре, и, возможно, он отправил туда кого-то из своих людей. Или даже явился самолично. Уми не горела желанием видеть надменного заместителя главы тайной полиции и выпутываться из расставленных им сетей. Больше не будет рядом дядюшки, который спас бы их своим вмешательством…

Уми крепко стиснула челюсти, борясь с накатившими гневом и скорбью. Она просто обязана выяснить, кто стоял за нападением на дядюшку. И отомстить.

Колокол в ближайшем святилище пробил час Лошади, и в тот же миг на лестнице, ведущей на второй этаж, показался Ямада. При появлении монаха бабушка Абэ оживилась: должно быть, он и впрямь пришёлся ей по душе. Старушка пообещала приглядеть за каннуси, и на том они простились.

– Вы говорили, что после встречи с Дзиэном хотели отправиться куда-то ещё, – начал Ямада, когда они оказались на улице.

Полуденное солнце нещадно пекло, и Уми пожалела, что не взяла с собой шляпу. Она приставила ладонь к глазам, как козырёк, и кивнула Ямаде.

– Да, мне нужно в особняк градоправителя Окумуры.

Если Ямаду и удивили её слова, то он не подал виду.

– В таком случае могу попросить вас сделать небольшой крюк? Я бы хотел заглянуть на старую квартиру и забрать вещи.

Расспросив Ямаду о том, где он снимал комнату, Уми выяснила, что это было как раз по пути к особняку. Хотя любое промедление наполняло сердце Уми тревогой, она не смогла отказать Ямаде в этой небольшой просьбе. Видит Дракон, монах за эти неполные два дня сделал для неё гораздо больше.

До доходного дома, где жил Ямада, они добрались быстро. Чтобы не попасть в толчею на мосту Нагамити, они переправились на ту сторону реки на лодке, наняв её в портовом квартале. Старенький рыбак, отдыхавший под навесом, несказанно оживился, когда понял, что ему удастся немного подзаработать. Обычно весь улов отгружали на рынок ещё утром, и дальше лодочники маялись без дела – не всем удавалось найти подработку и развозить товары в лавки. Вот они и толклись в порту в надежде, что для них найдётся какое-то дело.

Доходный дом оказался старым двухэтажным зданием, ютившимся в небольшом переулке у рыночных рядов. После прошедшего ночью дождя узенькая дорога на подходе к доходному дому превратилась в месиво, и потому Уми осторожно ступала по старым доскам, накиданным кем-то прямо поверх грязи. Один раз Уми неудачно ступила на такую доску и чуть не упала. Её громкая ругань разбудила какого-то древнего дедка, до того дремавшего в тени старой заколоченной лавки. Дедок разлепил глаза и с неодобрением заворчал что-то себе в усы, провожая Уми и его спутника тяжёлым взглядом.

Доходным домом управлял тщедушный мужичок средних лет с уродливой родинкой на виске. Он восседал за высоким деревянным прилавком в небольшой прихожей, служившей ему, похоже, и приёмной, и кабинетом. Столешница была завалена какими-то исписанными вдоль и поперёк бумагами, а сам управляющий довлел над всем этим беспорядком, словно подпитывался от него силами. Отчего-то Уми сразу почувствовала к этому человеку стойкую неприязнь, хотя он пока что ни словом, ни делом не дал повода усомниться в себе.

Увидев показавшуюся на пороге Уми в дорогой одежде, он расплылся в подобострастной улыбке. Но стоило следом показаться Ямаде, как наигранную любезность с лица управляющего точно ветром сдуло.

– Явился, – процедил мужичок, смерив Ямаду таким взглядом, какого обычно удостаивается дохлятина, обнаруженная под забором.

Похоже, чутьё и на сей раз не подвело Уми: ничего хорошего тон управляющего не предвещал. За время работы в игорном доме Уми навидалась подобных людей: в глаза они улыбаются и расшаркиваются, а сами тем временем думают, как бы содрать с тебя побольше денег или устроить какую-нибудь подлость иного толка.

«Я больше склонен доверять ядовитому гаду, чем такому человеку», – припомнила Уми слова отца и поняла, что об управляющем доходного дома Итиро Хаяси сказал бы ровно то же самое, если бы им когда-нибудь довелось встретиться лицом к лицу.

– Явился, – мирно ответил Ямада, оставив без внимания нарочитую грубость в свой адрес. – Я хотел уплатить долг и забрать вещи.

– Поздно хватился, – усмехнулся управляющий. – Крайний день уплаты вышел вчера, и что-то я не видел тебя здесь с покаянием на лице за причинённые мне убытки и с денежками в кармане.

Лицо Ямады окаменело, а Уми подумала: наверняка все вещи Ямады он прибрал к рукам, а что-то, возможно, уже успел перепродать.

– Я изъял все твои пожитки в счёт уплаты долга, – продолжал управляющий с глумливой улыбочкой, подтвердив опасения Уми. – Так что тебе здесь делать больше нечего, убирайся!

Ямада хотел было что-то возразить, но управляющий уже потерял к нему всякий интерес. Не удостоив его больше и взглядом, он повернулся к Уми:

– Простите за эту неприятную сцену, о-дзётю. – Лицо его снова приобрело тошнотворное выражение наигранной любезности. – Чем могу быть вам полезен?

Растерянность и обида, отразившиеся на лице Ямады, заставили щёки Уми заалеть от едва сдерживаемого гнева, будто несправедливость коснулась её саму. Такое обычно бывало с ней, только когда на её глазах притесняли кого-то из семьи – а все братья клана Аосаки были друг для друга порой чуть ли не единственной опорой и поддержкой. И хотя Ямада официально не вступал в ряды Аосаки-кай и не давал клятвы оябуну, Уми уже отчего-то воспринимала его как «своего» – человека, за которого будет стоять горой.

Уми с милой улыбкой подошла к прилавку, за которым сидел управляющий, и скрестила руки на груди. Словно невзначай она одёрнула рукава рубахи, слегка обнажая часть татуированного предплечья.

Просто хорошо одетую девушку управляющий вряд ли станет слушать, особенно если она начнёт добиваться справедливости и взывать к его напрочь отсутствующей