Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - Марк Коэн

Терезе пальцы, но та вовремя отдернула руку. – Мне не нужна ни фальшивая сестра, ни фальшивая мать. И мачеха, которой важны только деньги моего отца, мне тоже не нужна. Меня вам не обмануть, мадам. Всего доброго.

Ее перекосившееся после моих слов лицо вдруг приняло выражение, которое я не смогла расшифровать. Она промолчала, а я наконец отправилась восвояси.

Спустя еще пару дней ко мне пришла Мельпомена. Надо признаться, я совсем забросила ее, погрузившись в опыты с гипнозом. Стоило бы общаться с ней больше, втереться в доверие по-настоящему. Но, узнав от нее все, что Мельпомена знала сама, я с ней заскучала. Такая взрослая, а в голове ни единой здравой мысли. Подумать только, она серьезно пыталась убедить меня, что в доме обитают духи его прежних обитателей – моих предков и даже моей мамы.

Мельпомена говорила, что дом будто заговорен на несчастье, а неуважительное отношение к духам злило их, и потому они насылали на дом все новые и новые несчастья. Именно усмирение духов и стало поводом притащиться к нам домой и поселиться здесь надолго. Потому‑то Мельпомена и закатывала глаза то в одной комнате, то в другой, оседала на пол и билась там, пока вокруг нее чертили круги и жгли в медных чашках тибетский можжевельник.

В тот день Мельпомена выглядела странновато даже для нее самой. Она устроилась на корточках в углу моего кабинета и вытянула перед собой длиннопалые сухие лапки, покрытые сетью лиловых нервных пятен. Она напоминала третью восковую фигуру, в компанию к Якубу и Янине. Два чрезвычайно удачных экземпляра махаона привычно полетели на ее приторный парфюм и устроились на пушистой светлой шевелюре, растекшейся вокруг нее по полу. Умей я рисовать, рисунок получился бы занятный. Вот только перед глазами теперь стоит другая картина.

Когда она бывала молчалива, я не обращала на то особого внимания, просто занималась своими делами, пока Мельпомена приходила в себя. К чему мне было изменять традиции? Она в своей кататонии (это слово я нашла в одной из книг Вика), а я в своих заботах.

Через какое‑то время Мельпомена отмерла, но не вполне. Неслышно она подошла ко мне со спины и положила свои невесомые руки мне на плечи.

– Ну что? – отозвалась я раздраженно.

Мельпомена ответила не сразу, чем порядком взбесила меня.

– Чего тебе?

– Ты ведь не веришь ни единому моему слову, да?

Я разозлилась еще больше. Мельпомена пришла в настроение, когда ей нужно залезть мне в голову со своими переживаниями.

– Верю, когда ты не несешь ерунды.

Мельпомена драматично завздыхала. Хотела, чтобы я начала ее расспрашивать, но у меня не было на то ни малейшего желания. Из ее уроков я взяла все, что могло бы мне пригодиться, все, что имело отношение к реальности. Остальное же было из области сказочек для всех этих олухов, что платили ей и Жюлю за представления. Я не видела смысла в том, чтобы и дальше потакать ее странностям.

– Тебе стоит поверить мне. Один-единственный раз.

– В чем же? – Я развернулась к Мельпомене лицом. Ее волосы были усыпаны бабочками, и каждая ритмично покачивала крылышками. – Говори, пока я слушаю.

– Я отыскала ее. Она вышла на контакт.

– Кого отыскала, кто вышел? – Кажется, я совсем невежливо закатила глаза.

– Твою… твою маму, Вики. – Сказав это, Мельпомена отвела взгляд и тяжело вздохнула: – Я так долго звала, и вот…

В тот момент я решила, что она законченная дрянь. Но виду не подала. Что же теперь, отхлестать ее? Такие, как Мельпомена, не меняются в лучшую сторону. От таких, как она и вся их шайка, можно только держаться подальше.

– И вот? – поторопила я ее, чтобы наш разговор поскорей закончился.

– Она мне ответила.

Глаза Мельпомены неестественно округлились, дыхание стало прерывистым, а в комнате как будто резко похолодало. Словно в подтверждение моих мыслей Мельпомена обхватила себя руками за плечи, и с десяток бабочек взвились с ее длинных кудлатых волос в воздух.

– Сегодня вечером я проведу сеанс. Тебя не пригласят, но…

– Ты хочешь, – подбоченилась я, – чтобы я посмотрела на твое представление? Как ты якобы беседуешь с моей покойной матушкой?

– Нет, Вики… То есть да. Все не так!

– Тебе лучше уйти.

– Ты не понимаешь, я пришла предупредить…

– Хватит. Уходи.

Мельпомена залилась слезами, взвыла тоненько, как собачонка, и выскочила вон, волной воздуха взволновав стайку моих питомцев. В тот момент я решила, что не терплю истеричек.

Весь день я замачивала недавно умерших бабочек в растворе, готовя их к застеклению. Если не замочить бабочку, их хрупкие тельца начнут быстро разрушаться, роняя с крыльев драгоценные чешуйки – самую красивую свою часть.

За монотонной работой в голову всегда приходит разное. Обычно я думала о том, как бы избавиться от гостей, или представляла, как Вик ворвется домой с отрядом полицейских и велит им арестовать всех мошенников скопом. Но в тот раз у меня не выходили из головы слова Мельпомены. Мне вдруг стало до ужаса интересно, что все‑таки представляет собой этот спиритический сеанс, на котором она будет играть роль медиума? Как все будут на то реагировать, как смотреть на нее?

Но еще мне было болезненно интересно, как она станет изображать мою маму. Ведь отец все еще помнит ее – ведь помнит? – а Мельпомена нет. Или она успела покопаться у папы в голове и выведала все, что ей нужно для этого гнусного представления?

Чем больше я проворачивала в голове эти мысли, тем сильнее у меня дрожали руки. Никогда в жизни со мной такого не бывало. Спиритический сеанс – это одна большая ложь, но я должна была увидеть эту ложь своими глазами.

Сборища, как правило, начинались ближе к полуночи. Как же, полночь! Это ведь пограничный момент, овеянный сказками и мифами. Нет ни одной приличной сказки, где не упоминали бы этот час.

По коридору я пробралась как можно ближе к салону. Дверь, за которой я притаилась, была надежно укрыта от чужих глаз кадкой с большой полувысохшей монстерой. Приоткрыв створку, я могла наблюдать за людьми, как из тропических зарослей.

По всей гостиной горели свечи – толстые и тонкие, как церковные; совсем новые и оплавившиеся до уродливых пеньков в восковых наростах. Я не застала момента, когда их зажигали, но это даже к лучшему. Сквозь лапы пальмы огни бросали на мою кожу полосы оранжевого света, превращая ее в подобие тигриной шкуры.

До этого вечера я еще не видела, как папины «друзья» занимаются тем, собственно, ради чего он пригласил их погостить в особняке. Ну кроме того случая, когда Мельпомена устроила представление с обмороком посреди коридора, а все хлопотали вокруг нее, будто она невесть какая провидица.

На сеанс было приглашено шестеро гостей, узкий круг – далеко не все, кто в тот момент квартировался, спивался или иначе разлагался в доме моего отца. Подумать только, дом моего детства, место, где моя мама родила меня в муках, где я росла, училась ходить и говорить, где отец носил меня на руках и где я подружилась со своим братом, превратился в настоящий грязный притон, где наркоманы, поэты, распутники всех мастей и дьяволопоклонники делают все, что им только вздумается, безо всякого над ними закона. И это в то время, как в особняке протекает сгнившая крыша, вспухает от влаги паркет, а стены зарастают плесенью и все новыми и новыми узорчатыми обоями. Это приводит меня в ярость!

Моя семья погибла, мой дом