На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

Я ждал своей очереди.

Язычники один за другим становились на коленки около зловещей бизоньей черепушки, били ей поклоны и подползали к дырке в ниппи. При входе кланялись еще раз и громко, с чувством – толком – расстановкой, произносили священную мантру «Митакиясен».

Индейские игрища меня забавляли все больше и больше!

…В течение нескольких минут все пространство молитвенного вигвама заполнилось шевелящимися и сидящими друг у друга на головах арестантами.

Небольшое углубление в середине чума оставалось пустым и ждало камней. Мы в два круга расселись вокруг него: задница на земле, колени у подбородка. В таких позах первобытные люди обычно хоронили своих сородичей – приходилось мириться с тяготами индейской тюремной жизни.

Последним, рядом с входным лазом, уселся шаман Джимми.

Дежурные костровые с трепетом передали ему языческий специнвентарь: мешочек с табаком – священным растением коренных американцев, а также целую коллекцию бубнов, барабанов, трещоток, погремушек. Сделанных из чего придется.

Мне тоже попал в руки индейский музыкальный инструмент – погремушка из пустых тыквочек.

Наступила торжественная минута.

Дежурные начали доставать из костра раскаленные оранжево-красные обломки породы и на ржавой лопате проталкивать их в ниппи.

Как только в ямке оказалось ровно 16 больших камней (по четыре на каждую сторону света), Джимми плотно закрыл входное отверстие.

Вокруг меня стояла полнейшая темнота со зловещей бордовой подсветкой из углубления посередине.

Рядом дышали и упирались в меня коленками и плечами соплеменники…

Мне захотелось срочно покинуть жаркое пространство.

Но я не успел…

– Братья, наступил день большой молитвы нашему великому Деду! Поблагодарите его за прошедшую неделю своими песнями и музыкой! Настройтесь на искренний разговор с Дедом! Бейте в барабаны – пусть он нас поскорее услышит! Митакиясен!» – начал банную церемонию бледнолицый предводитель.

На камни посыпался табачок из заветного кисета. Он по-новогоднему вспыхивал и на секунду оживал. Джимми от восхищения цокал языком.

Время от времени шаман поливал камни водой – она шипела и превращалась в раскаленный влажный пар, бешено обжигавший мое тело.

Для начинающего индейца такая экстремальная парная в условиях абсолютной темноты стала серьезным испытанием. В русской бане или финской сауне все было значительно комфортнее.

Выходить из ниппи во время беспощадного праздника Святого Йоргена категорически не рекомендовалось! В противном случае Джимми и его камарады считали тебя слабаком, не достойным гордого звания «Индейского Воина».

«Погибать, так с музыкой», – подумал я и затряс погремушками, присоединяясь к страшному оркестру.

От нестерпимого жара мои потные соседи не только музицировали, но и, как положено по ритуалу, издавали жуткие горловые звуки: они лаяли, блеяли и кукарекали, уподобляясь разным животным.

Этот форт-фиксовский экзорсизм каждый раз производил на меня неизгладимое впечатление. В такие моменты мне хотелось побыстрее вылезти на свет божий. Некоторые новички именно так и поступали – с этого момента дорога в резервацию для них закрывалась навсегда.

После пятиминутной увертюры начиналось слаженное хоровое пение, сопровождаемое обильным потоотделением, ритмическими ударами в барабаны, сопением в дуделки и жалейки.

Со временем я полюбил простенькое народное произведение про медведя, пробиравшегося сквозь кусты, и отважного воина Сиу, следящего за ним. Аиде Ведищевой с ее «Песенкой о медведях» до индейского шедевра было далеко…

Первый банный раунд занял минут двадцать.

Все это время я просидел скрючившись, как твердый знак, время от времени открывая рот и постукивая тыковками по раскаленным коленкам. Соседский пот смешивался с моим собственным, дышать становилось все труднее, шум от оркестра и кукареканья усиливался.

Что ощущали настоящие индейцы на «воле», накурившись перед баней марихуаны или наевшись грибов, даже не хотелось представлять.

Попросить Джимми закончить издевательства я не мог. Громкость издаваемых звуков слегка намекала начальнику, что «раунд» надо прекращать. Заранее зная об этом, я начал что-то выкрикивать тоже, подозрительно напоминающее русское слово «бл. дь».

Через секунду пытка неожиданно прекратилась. Джимми дал команду, и двадцать пять глоток громко выкрикнули спасительное заклинание «Митакиясен». Костровые были начеку и быстренько откинули десятислойную шерстяную дверь.

Наступила божья благодать!

Между каждым из четырех раундов (в честь четырех «святых элементов»: земли, воздуха, огня и воды) устраивалась пятнадцатиминутная передышка. Из открытой двери валил пар, и мы хотя бы чуть-чуть охлаждались.

Параллельно с релаксацией индейцы устало посасывали «трубку мира».

Как и накануне вечером, перекур сопровождался краткими индивидуальными молитвами и воззваниями к Деду. Через четверть часа неугомонный Солнечный Свет давал команду на погружение.

Я опять попал в Королевство Клаустрофобии.

Во втором «раунде» дело пошло чуть веселее.

Жуткой жути Джимми уже не устраивал, и я наконец смог расслабиться и получить кайф.

Под хоровое пение заунывных индейских шлягеров я уносился далеко-далеко. При этом я не забывал время от времени прихлопывать в ладошки и постукивать в колотушки… Еще через двадцать минут наступил второй антракт, и Джимми голосом инспектора манежа громко объявил перерыв…

…В детстве я сначала мечтал стать машинистом электровоза, затем следователем и продавцом газированной воды, но особенно мне хотелось работать в цирке. Шпрехшталмейстером.

Элегантные дядечки в черных фраках с блестками на атласном воротнике всегда говорили низким красивым баритоном, были остроумны в спорах с бедными клоунами и совершенно необыкновенным образом произносили слово «антракт».

У индейцев оно заменялось словосочетанием «все связано» – «Митакиясен».

На этот раз помощники подали нам охлажденную «лекарственную воду» – настой из все той же полыни, чая и кое-какой доступной мелочовки с собственного огорода.

Мы отдавали дань еще одной традиции допенициллиновых времен, когда краснокожие лечили травами все свои кочевые болячки и недооскальпированные головушки.

Третий акт опять был раскаленным.

Кочегары и Джимми чуть не довели меня до состояния «пошли эти гребаные индейцы куда подальше – все, хватит, не могу больше, выхожу на фиг!»

Бледнолицый вождь не унимался, хотя и чувствовал страдания соплеменников: «Братья, покажите Деду, как вы его любите! Проявите себя настоящими воинами, – заводил он провокационную песню. – Попросите меня добавить жару! Братья, возлюбите Деда!»