На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

Однако без фанатизма.

… Плотно спрессованная резервация резко отличалась от всей остальной зоны. Каждый квадратный дюйм цвел, зеленел или колосился. Вдоль дорожки и по периметру пестрели простенькие, но разнообразные цветы. Кое-где разбились мини-клумбочки и высадились кусты. Все три низкорослых дерева радовали глаз разноцветными индейскими тряпицами. За ниппи и около хоздвора шевелилось какое-то подобие ковыля.

Дальняя часть загона отводилась под нелегальный огород. Мне до конца не было понятно, почему менты его не трогали. Я тихо радовался и по-мичурински умилялся виду неспелых огурчиков, помидорчиков и даже арбузиков.

Секрет раскрыл вашингтонец Брайан, один из бледнолицых краснокожих:

– Лев, полиция лишний раз сюда не заходит. Как и в другие помещения церкви. Чуть что – оскорбление религиозных чувств верующих, скандал! Жалобы, разборки, проверки… Ты же знаешь – те, кто сидит по десять – двадцать лет, их хлебом не корми, только дай к чему-нибудь придраться. Поэтому охранники стараются не вмешиваться в дела капелланов. В общем, тут они нас особенно не трогают. Но на всякий случай у индейцев всегда готов ответ – это жертвенные плоды для Бизона и Деда…

Брайановские аргументы показались мне железными.

Я был рад знакомству с этим 28-летним парнем, который резко отличался от большинства других зэков.

Как и мои чернокожие друзья и партнеры по физзарядке Лук-Франсуа и Майкл, Брайан Вудз был образован, доброжелателен, космополитичен и смешлив. Мы нашли общий язык буквально за несколько минут и, как мне казалось, испытывали взаимную симпатию.

Во время одного из вечерних променадов по сумеречной тюрьме я наконец узнал историю моего нового товарища.

Сказать, что она поразила, – значит ничего не сказать!

Байки про разнообразные наркотики, их добычу, транспортировку, продажу и связанные с этим погони и перестрелки мне порядком поднадоели. Девять из десяти фортфиксовцев сидели за всевозможные «drugs»[331]. Поэтому каждый необычный рассказ, который отличался от других историй «преступлений и наказаний», я с трепетом и нежностью заносил в свою коллекцию.

А уж такой, как у Брайана, – особенно.

…В то лето Брайану Вудзу исполнилось двадцать лет. Позади – престижная школа и поступление в недорогой, но «качественный» колледж.

Почти каждый вечер он проводил в компании друзей детства – белых тинейджеров: школьников, студентов и работающей молодежи. Их папаши и мамаши причислялись к костяку американского общества – среднему классу, живущему в городских пригородах в собственных одноэтажных домах с обязательным ковриком у входа «Home, sweet home»[332].

Мечта многих…

В молодых жилах Брайана и его друзей текла горячая кровь, требующая своей порции развлечений. Поэтому в поисках острых ощущений Брайан со товарищи наматывали мили по тихим пригородным дорогам, тусовались во временно свободных от родителей домах, но чаще всего – на «блатхате», заброшенной ферме на берегу Потомака.

Там младое племя выпивало, покуривало травку и училось любить.

…В тот злополучный вечер на «малину» прикатил один из Брайановских дружбанов.

Случилось ЧП!

В единственной на весь городок школе, с которой, так или иначе, были связаны все члены гоп-компании, произошло невероятное событие! Чернокожий двенадцатиклассник назвал одну из белых одноклассниц нехорошим и обидным словом «бл. дь», при этом ударив ее по гормональной девичьей попке.

Класс и вся школа моментально возбудилась и разделилась по расовому признаку. Приехала полиция. Если бы не вовремя увезенные на школьных автобусах чернокожие, их ждало бы небольшое, но качественное линчевание…

В начале восьмидесятых годов министерство образования США приняло судьбоносное постановление. В хорошие школы, расположенные в благополучных «белых» кварталах, решили привозить шаловливую ребятню из «черных» районов. Кто-то посчитал, что таким демократичным образом все детишки получат равные возможности и равное образование. На практике вышла заминка. В хороших школах упала успеваемость и повысилась преступность, а в плохих школах – ничего не изменилось.

Вместо дополнительного финансирования школьных программ и учителей в городских гетто, строительства новых учебных корпусов, уменьшения учеников в классах и прочих прогрессивных мер чиновники понадеялись на автобусы. «Busing» по-английски.

Хотели как лучше, а получили как всегда – в результате насильственных мер негритята умнее не стали, а межрасовые проблемы только обострились…

…Как только вашингтонские тимуровцы узнали о проделке чернокожего квакинца, ими было принято решение о вендетте.

Брайан и два его друга договорились: физическую силу не применять. Им хотелось придумать что-то особенное.

В ближайший вечер они заехали на какую-то отдаленную лесопилку и стащили оттуда несколько длинных досок. Позже за кражу частной собственности им добавили еще по два года.

Водрузив пиломатериалы на пикап, заговорщики тайно подъехали к школьному двору. Юные куклуксклановцы дружно взялись за исполнение своего коварного плана.

Через полчаса около школы красовалось пять новеньких крестов. Еще через полчаса они горели ярким пламенем в самом прямом смысле этого слова.

Но безумных подростков около них уже не было. Как, впрочем, и массовых скоплений зрителей – безумный шабаш прошел практически незамеченным! Только пара калек, которые и вызвали пожарную команду.

Целых полгода поселковые пинкертоны не спеша расследовали «причины возгорания». Ни о какой уголовке речь и не шла, пока в дело не вмешалась политика…

Окружная прокурорша, баллотировавшаяся в местную легислатуру, решила под шумок и на халяву завоевать голоса чернокожих. Пойти с козырной «расовой карты», столь любимой американскими политиками-популистами.

Брайан Вудз и его товарищи по оружию были объявлены опасными государственными преступниками. О причинах «акции протеста» уже никто не вспоминал – электорату вбивали в голову «расистские» последствия, к тому же весьма приукрашенные.

Прокуроры и их пиарщики свое дело знали. Чтобы придать вес разросшемуся расовому скандалу, власти ловко перевели дело из юрисдикции штата Мэриленд в разряд федеральных.

Юридическая система США для меня оставалась на редкость удивительным механизмом: за одно и то же преступление в разных штатах полагалось разное наказание. Единый государственный закон, как таковой, отсутствовал – судьи основывали свои приговоры на «прецедентном праве».

Несоответствие между федеральными и штатными наказаниями за аналогичные преступления было и того хуже. Иногда разница в приговорах составляла десятки лет.

С федеральных преступников спрашивали куда строже.