Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго

– Что там написано? – нетерпеливо спросил Бенджамин Саттон.

– Я не могу его прочитать, мои глаза слепит солнце, – ответил губернатор и отдал документ Саттону.

– Я узнаю́ печать, – сказал тот. – А подпись на нем принадлежит адмиралу Айскью, командующему флотом.

Послышалось почтительное бормотание. Это имя было всем знакомо. Однако Саттон не смог ничего больше рассмотреть, потому что у него были те же самые трудности – мешало слишком яркое солнце. Его рука при попытке прочесть документ все больше и больше вытягивалась вперед. Зато у Дункана Хайнеса, который внимательно следил за происходящим и заглянул Саттону через плечо, было отличное зрение. Он громко прочитал текст. Сразу же после этого воцарилось молчание, которое перешло потом в бурю негодования.

Джордж Айскью, адмирал парламентского флота, выставил им требование, которое можно было назвать беспримерным оскорблением. Он заявил, не больше и не меньше, о безоговорочном и безусловном подчинении совета, который с настоящего момента лишается всех своих задач и компетенций. У властей острова нет никакого законного основания для выполнения своих функций, поэтому их следует рассматривать как уже не существующие. С этого момента остров будет управляться напрямую парламентом из Лондона. Лишь те, кто изъявит готовность сдаться, не предъявляя никаких условий, не будут подвергнуты наказанию. Остальных же в случае неповиновения ожидают жестокие последствия.

– Это чудовищно! – вскричал Саттон.

– Возмутительно! – согласился с ним губернатор.

Это послание дополнялось приложенным к нему текстом из закона о мореплавании, в соответствии с которым запрещалось вести торговлю со всеми нациями, кроме Англии, но также и то, что теперь все объемы фрахта, покупательские цены и торговые маржи будут утверждаться официальными инстанциями нижней палаты парламента.

То тут, то там раздавались возмущенные возгласы, в ярости вздымались кулаки, и даже небо затянулось серыми дождевыми облаками – как будто в тон раздраженному настроению, которое моментально распространилось среди членов совета. И сразу же после этого по земле забарабанили первые капли дождя. Мужчинам едва удалось вернуться назад, в Дом собраний, сухими, где они тут же занялись составлением умного ответа на имперское послание. Однако почти по каждому пункту у них имелись разногласия. Одни выступали за то, чтобы немедленно заговорили пушки. Другие же, которых манила возможность избежать наказания в случае подчинения, хотели сразу же послать на флагманский корабль заявление о капитуляции.

Некоторые из членов совета категорически отказывались слушать воинственные предложения другой стороны. Не прошло и нескольких минут, как мужчины, ожесточенно спорившие между собой, готовы были размахивать кулаками.

В этот момент в зал собраний зашел Уильям Норингэм. Его левая рука висела на перевязи, что вызвало озабоченные взгляды и посыпавшиеся вслед за ними вопросы. Он отмахнулся и заявил, что заряжал пистолет и с ним произошел небольшой несчастный случай. Затем, как бы между прочим, Уильям осведомился у племянника губернатора, появился ли здесь Гарольд Данмор, однако тот отрицательно покачал головой и сказал:

– Говорят, Данмора сегодня видели в Бриджтауне, однако здесь его не было. Судя по всему, для него уже не важно, как будут развиваться события, хотя совсем недавно он заявлял, что готов проявить решительность в нашей борьбе за свободу. Еще раньше я слышал, что он вернулся на свою плантацию. Какой позор, что он никого из своих людей не выделил для общего дела, в то время как вы послали всех своих долговых работников в ополчение. Вы действительно человек слова! И человек прогресса!

Уильям чувствовал себя скорее как человек не прогресса, а упадка, но, посмотрев на членов совета, которые все еще горячо спорили друг с другом, не стал возражать. Одновременно он почувствовал на себе чей-то взгляд и повернулся. Немного в стороне от остальных сидел Дункан Хайнес и с задумчивым видом смотрел на него. По непонятной причине это вызвало у молодого Норингэма порыв тут же взять себя в руки. Он выпрямился, гордо вздернул подбородок и присоединился к другим членам совета. Ему не хотелось без боя отказываться от своей декларации. Она хорошая и правильная, и он будет отстаивать ее изо всех сил, чтобы убедить в этом других. Если убрать и перенести на другое время те пункты, которые вызывали непонимание у членов совета, то вряд ли у них будут возражения против остальных предложений. Надеясь получить одобрение, Уильям взял слово. И когда некоторые из присутствующих не стали слушать его, он получил неожиданную поддержку от Дункана Хайнеса.

– Господа, мне кажется, что у этого молодого джентльмена есть что сказать вам! Пожалуйста, уделите ему ваше драгоценное внимание! – В подкрепление своей просьбы Хайнес вытащил кинжал и изо всей силы всадил его в стол, за которым сидели собравшиеся плантаторы. Клинок, дрожа, так и остался торчать перед глазами членов совета.

В зале сразу же установилась тишина, и Уильям начал говорить.

Гарольд Данмор отвез своего внука к Миранде и приказал ей хорошо следить за ним, пока он не заберет его снова. Он уловил запах рома в ее дыхании и пригрозил, что выпорет ее плеткой, если она до его возвращения выпьет еще хотя бы глоток.

Муж Миранды, сморщенный лысый старик, сидел в углу бедной хижины на кресле-качалке и лишь скептически улыбнулся в ответ на слова Гарольда. В какой-то момент Гарольд засомневался, правильно ли было оставлять малыша у этой женщины, однако затем увидел, насколько доверчиво малыш пошел на руки к кормилице.

– Ми’анда, – сияя, сказал Джонатан, прежде чем спрятать лицо на ее необъятной груди.

Что-то в улыбке ребенка показалось Гарольду странным, однако у него не было ни времени, ни желания раздумывать над этим. Он быстро покинул хижину, чтобы вернуться к повозке и поехать на северо-запад. В повозке сидели Роза и Пэдди, которые почтительно потупили взор, чтобы не смотреть хозяину в глаза. Он заставил их немедленно сесть с малышом в повозку, не разрешив ничего взять с собой, а главное – ни о чем не спрашивать, хотя они, разумеется, видели, как он забивал досками окна на лоджии. Понимая, что следует дать хоть какое-то объяснение своим действиям, Гарольд сказал:

– Дамам просто нужен небольшой урок на память. Не беспокойтесь, сегодня вечером я снова приеду сюда верхом.

Гарольд привязал своего серого в яблоках коня к повозке и приказал им сидеть на ней, пока он быстро заглянет к миссис Данмор.

Марта спала с открытым ртом, одурманенная лауданумом. Казалось, она находилась в бессознательном состоянии. Она не пришла в себя, когда он нагнулся к ней и попытался заговорить, а потом стал трясти ее за плечи. Однако задерживаться возле жены он не собирался, потому как его ждали другие дела.

После того как он отвез ребенка к кормилице, Гарольд стал поторапливать мулата и мулатку. Солнце уже завершило свой дневной путь, когда повозка приехала в усадьбу Рейнбоу-Фоллз. Новый надсмотрщик довольно сурово обходился с долговыми рабочими, и они успели сделать очень много. В новом складском сарае высилась гора свежесрубленного тростника, который раз в день они отправляли на мельницу к Саттону. Гарольд приказал Розе почистить бараки. Лишь потому, что она старая и уже не годилась для полевых работ, женщине не следовало думать, что она может сидеть сложа руки. А Пэдди он поручил распрячь и напоить коней. Себе Гарольд тоже не позволил ни минуты отдыха. Несколько кусков хлеба на ходу, кружка воды из родника. В душе он был совершенно спокоен. Он четко знал, что следует делать дальше. Сам Уильям Норингэм толкнул его на этот путь. Он приказал Пэдди подать ему коня.