Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго

Джордж Пенн встал перед губернатором, поприветствовал его и сделал доклад по всей форме. На нем было то же самое военное обмундирование, в котором он сражался в битве при Марстон-Муре, а сверху он напялил почерневший от пороха кожаный панцирь. Его голову венчал металлический шлем, который он, наверное, собственноручно отполировал до блеска и который теперь, в лучах восходящего солнца, так сверкал, что губернатору пришлось отвернуться, дабы не ослепнуть.

Пенна сопровождали люди, которых он рекрутировал в связи с предстоящим конфликтом и на протяжении последних недель расквартировал в гарнизонных бараках. Среди них было много свободных рабочих, несколько сотен присланных сюда плантаторами долговых работников, несколько сынов хозяев плантаций, а также огромная толпа сомнительных типов из доков, которые зарабатывали обычно деньги себе таким способом, о котором губернатор предпочитал не задумываться. Если они вообще могли представлять собой какое-то усиление для этого войска, то уж не такое, которое могло принести победу, а скорее, наоборот. Джереми Уинстон и без того уже несколько дней испытывал усиливающийся страх перед лицом будущих расходов и успел провозгласить, что все свободные плантаторы будут платить особый взнос, чтобы покрыть эти неслыханные дополнительные траты.

Джорджа Пенна такие вопросы явно не волновали. Он был совершенно в своей стихии и интенсивно потел, как всегда, мужественно перенося испытание, которое возложил на него климат этого замечательного острова. Войско, которое примаршировало к нему по его приказу, было вооружено самым авантюрным образом – пиками, аркебузами и мушкетами, а также саблями, арбалетами и даже большими луками, которые имели при себе некоторые из ополченцев. Таким же многообразным было и защитное обмундирование. Здесь можно было видеть нагрудники из кожи или металла, круглые шлемы, шишаки, тут был даже один кирасир в красных защитных латах, какие когда-то давно носили лондонские «лобстеры» при сэре Хазельринге. Впрочем, некоторые из них выглядели как оборванные голодранцы, кем они и были на самом деле.

Легкая дрожь охватила губернатора, когда он увидел эту пеструю толпу. Роялисты стояли плечом к плечу со сторонниками Кромвеля, и все эти парни сразу же поразбивали бы друг другу головы, если бы ступили на английскую землю, однако здесь и сейчас их объединял новый патриотизм. А также то, что они были ни к чему не пригодны. Губернатор приказал своему адъютанту – им являлся его племянник Юджин, который, собственно говоря, тоже ни на что не годился и которого Уинстону уже несколько лет приходилось содержать за свой счет, – подать подзорную трубу. После этого губернатор начал рассматривать горизонт, пока не поймал в линзы военный флот. Он стал считать корабли и на второй дюжине сбился со счета. Наверное, их должно быть около тридцати, причем большинство из них были огромными фрегатами с двойными рядами пушечных портов и тяжелым вооружением.

Его находившиеся во взволнованном состоянии внутренности сообщили ему, какого мнения он должен быть при таком открывшемся ему виде. Губернатор величественно сунул под мышку подзорную трубу и кивнул Юджину:

– Если у нас действительно еще есть столько времени, то нам нужно удалиться на полчаса на совещание.

Уильям Норингэм уже задолго до первого сигнала принял меры к отъезду. Его подготовленные для переговоров документы – разработанная конституция и различные предложения для законного урегулирования торговли рабами – он уже в чистом виде спрятал в кожаную папку. Еще до восхода солнца он приказал запрячь лошадей и упаковать имеющееся в распоряжении оружие. Он принял решение отдать все свои силы борьбе за свободу острова. Пусть его будущий шурин Джордж Пенн подвергается насмешкам, но этот человек, несомненно, храбр и решителен. Джордж не замедлил предпринять меры, и Уильям тоже был исполнен решимости внести свою лепту в эту борьбу. Никто не должен был упрекнуть его в том, что он только и умеет, что произносить красивые слова, а в случае войны не захочет воевать вместе со всеми. Он взял с собой всех двенадцать долговых работников. В обращении с оружием они опыта не имели, но в любом случае годились для усиления пехоты, хотя бы в качестве посыльных или помощников при пушках. Если, как следовало надеяться, дело не дойдет до высадки войск на остров, то они могут просто порадоваться нескольким свободным дням, как это было раньше, когда у них не было никаких иных дел, кроме их участия в военных учениях. Работа на полях и в сахароварне в то время, пока все выяснится, будет идти и дальше, но медленнее. Надсмотрщик все держал под контролем, и довольно хорошо. Его добродушная манера, правда, время от времени позволяла некоторым чернокожим отлынивать от работы, но по большому счету все работы выполнялись в предусмотренное время.

Уильям в это утро уделил себе достаточно много времени. Он облачился в свежую белую рубашку, безукоризненно сидевшую на нем шелковую жилетку скромного коричневого цвета и новые бриджи, которые сшила по его заказу Мэри, швея Анны. Его бритье и остальной утренний туалет были произведены с особенной тщательностью, он даже принял ванну, поскольку не хотел оскорблять обоняние командующего флотом неприятным запахом тела. Уильям уверенно исходил из убеждения, что первые переговоры начнутся уже сегодня. Кроме того, он планировал нанести визит в Бриджтаун и, разумеется, тоже хотел произвести хорошее впечатление. Перед отъездом он попрощался с Гэрриет и своей сестрой. Они обе были крайне озабочены. Анна умоляла его не ехать в Бриджтаун.

– Пусть они сами ведут свою войну! – воскликнула она. – Достаточно плохо уже то, что Джордж все время проводит на плацу для учений и не говорит ни о чем другом, кроме как о стрельбе!

– Это наша война, наша общая война, – серьезно сказал Уильям. – Если у нас нет возможности завоевать свою свободу как-то иначе, то придется сражаться.

Анна со слезами на глазах покачала головой.

– Это ошибка! – запротестовала она.

Однако леди Гэрриет, в отличие от Анны, подошла к нему и обняла.

– Следуй голосу своего сердца и своей совести, мальчик мой. Будь честным и сильным! Твой отец гордился бы тобой!

Они стояли на веранде и смотрели ему вслед, когда он скакал во главе своего маленького подразделения.

Когда Уильям прибыл в Бриджтаун, его встретил один из гарнизонных офицеров, сообщивший ему, что мулатку кто-то вызволил из тюрьмы и что, без сомнения, это были беглые рабы, которые ночью проникли в город. Двое охранников были зарезаны варварским образом. В тоне офицера звучал определенный упрек, словно Уильям был виноват в том, что тюремщики расстались с жизнью, а убийца теперь находится на свободе. Уильяму с трудом удалось подавить вздох облегчения, когда он услышал эту новость. Смерть надзирателей, возможно, была прискорбной, но намного хуже для него было бы видеть казнь Силии, которая не совершала преступления.

Он передал своих долговых работников под команду Джорджа Пенна, после чего отправился в Дом собраний, где уже собралось большинство плантаторов, которым предстояло создать комиссию из переговорщиков, а те, в свою очередь, должны были передать командованию флота требования совета острова. Уильям, который свое участие в комиссии считал само собой разумеющимся, неожиданно обнаружил, что большинство остальных членов совета против этого. Когда он читал свой доклад, то отдельные пункты разработанных им предложений были буквально высмеяны, и прежде всего те из них, что были связаны с вопросами урегулирования торговли рабами. Уинстон, покачав головой, с мягким укором произнес: