Любовь на все времена - Бертрис Смолл

— Ты поедешь с принцем на его каике. Его дворец находится на берегу, к северу от города. Джинджи с твоими вещами уже отправили туда. Сейчас я оставлю тебя с Омаром, — он махнул рукой евнуху, который тенью шел за ними. — Мне нужно торопиться, чтобы определить девушку, которая будет делить ложе с повелителем Мюрадом сегодня ночью. Он очень огорчился, лишившись тебя. Здесь валида и я немного ошиблись. Ты сразу же понравилась султану. Может быть, это потому, что ты похожа на изваяние, Марджалла. Удачи тебе с Явид-ханом, и помни, что ты — дар султана. Если принц останется доволен тобой, знай, у тебя в гареме будут влиятельные друзья. Понимаешь, о чем я говорю?

— Да, господин, понимаю, — ответила Эйден. К ее удивлению, Ильбан-бей потрепал ее по руке и торопливо ушел.

— Его хорошо иметь в друзьях, — сказал Омар.

— Я думаю, что врагом его иметь опасно, ответила она.

Омар кивнул.

— Ты не глупа, Марджалла, — сказал он, помогая ей надеть плащ, закрывая ей волосы и завешивая лицо чадрой.

Проведя ее через лабиринт сада с помощью белокожего мальчишки-пажа, который освещал им дорогу, неся пылающий факел почти такой же величины, как и он сам, он привел ее к пристани, где стояли дворцовые лодки и где их ждала лодка принца.

— Здесь ты будешь в безопасности, — сказал Омар, помогая ей забраться в лодку. — Пусть сопутствует тебе удача!

Потом повернулся и грубо заговорил с гребцами принца. Она улавливала слова: «женщина принца… смотрите за ней хорошенько… султан в ярости…"

Омар ушел, торопливо поднявшись по покатому склону в дворцовый сад.

Она осталась одна. Гребцы не осмеливались даже тайком поглядывать на нее, ведь она — собственность их господина и, стало быть, не предназначалась для их глаз. Ей ничего не оставалось, как сидеть и ждать принца Явид-хана, вершителя ее судьбы. Она не разглядела его, ведь и Hyp У Бану, и Сафия предупреждали ее, что ей следует держать глаза скромно опущенными. Мюрад фанатично относился к правилам поведения, а в Оттоманском мире воспитанная женщина в подобном положении глаз не поднимала. Однако из-под ресниц Эйден бросила взгляд на принца, но единственное, что удалось заметить, — он не Стар и не уродлив.

Она осмотрела каик, в котором сидела. При свете факелов, горевших на мраморной пристани, около которой стояли лодки, можно было кое-что разглядеть. Она не очень хорошо рассмотрела наружные борта каика, но ей показалось, что они покрыты темным лаком, а декоративная резьба инкрустирована пластинками из золота. Уключины лодки — серебряные, как и рукоятки весел. Посмотрев вверх, она увидела голубые, синие, серебряные и золотые полосы лодочного тента. Низкое сиденье внутри обтянуто темно-синим шелком и обложено подушками таких же цветов, которые были на тенте. Эйден вздохнула и подумала, долго ли ей придется сидеть и ждать Явид-хана. Неожиданно для себя она заснула, убаюканная мягким покачиванием лодки.

Явид-хан долго смотрел на женщину, спящую в его каике. Темный шелк дивана оттенял ее светлую кожу. Обычно суровые черты его лица смягчились улыбкой. Как спокоен ее сон, но ведь, в конце концов, у нее не было страшных воспоминаний, которые населяли его сны. Он вошел в лодку и тихо приказал гребцам:

— Поехали.

Умело маневрируя, гребцы вывели каик в главный пролив, называемый Босфором. Потом спокойными и ритмичными движениями погребли на север, туда, где Босфор заканчивался, вливаясь в Черное море. На этом месте и стоял дворец Явид-хана, обращенный в сторону его родины, Крыма.

Он посмотрел на Эйден, протянул руку и потрогал один из ее локонов. Волосы были похожи на расплавленную медь и мягки на ощупь. Он не знал, какого цвета ее глаза, но мать султана уверяла его, что они светлые. Не такие небесно-голубые, как его собственные, но тем не менее светлые. Светлая кожа, рыжие волосы и светлые глаза. Никогда раньше не видел он женщин, похожих на нее, хотя, несомненно, он видел множество блондинок. Такой была его собственная мать, но цвет волос этой рабыни был удивителен. Он решил, что ее лицо ему нравится. Она не красавица, как валида Hyp У Бану или султанша Сафия. У нее нет надутых губок и детской миловидности, свойственной многим молоденьким женщинам. Нет, ее лицо гораздо привлекательнее, с высокими скулами и подбородком с ямочкой. Она высокая, но неширокая в кости. Ему было интересно, какой у нее голос, и говорит ли она на языке, который был бы ему понятен. Новая женщина полна неизвестности и интересна для изучения. Какая жалость, подумал он, что в этот период жизни его не интересуют женщины. Он жалел, что не мог сказать об этом султану, но от подарка величайшего правителя мира нельзя отказываться. Он понял, что, увидев эту женщину, Мюрад неохотно расстался с ней.

Бедный Мюрад. Он громко засмеялся, и Эйден вздрогнула, проснулась и села с пылающими щеками и изумленно открытым ртом. Явид-хан протянул руку и снял тонкую материю, которая едва прикрывала ее лицо. Он взял в ладони ее лицо, поглаживая пальцами нежную кожу, и тронул большим пальцем ее губы. На него смотрели широко открытые глаза. Он увидел, что они серебристо-серые.

— Ты говоришь по-турецки? — тихо спросил он.

— Учусь, — медленно ответила она.

— Скажи, на каком языке ты умеешь говорить?

— На нескольких. На моем родном английском, на французском…

— Я говорю на французском, — сказал он, переходя на этот язык. — Моя мать — француженка.

— Вот почему у вас голубые глаза. Явид-хан почувствовал, что опять улыбается.

— Вот поэтому они и голубые, — согласился он.

— Куда мы едем, мой господин? — Эйден вдруг вспомнила, как должна вести себя.

— Твоим новым домом будет дворец, который стоит в том месте, где кончается Босфор. Из дворца ты сможешь увидеть Черное море.

— Все это так чуждо мне, — тихо сказала она.

— У тебя есть служанка? Ты будешь первой женщиной в этом доме.

— Дей Алжира послал меня в Стамбул с евнухом по имени Джинджи. Если можно, господин, мне бы хотелось, чтобы рядом со мной были женщины. Мне непонятно, почему одевать, раздевать и мыть меня должен мужчина, даже если он и не мужчина…

— Мы пошлем завтра этого Джинджи на рынок, чтобы он купил для тебя нескольких служанок, — ответил Явид-хан.

— Мой господин, не могу ли я сама поехать в Стамбул? Не потому, что я не доверяю Джинджи, а просто мне хотелось бы самой выбрать этих женщин. Джинджи недостаточно хорошо знает меня, чтобы подбирать мне подруг.

— Не вижу ничего плохого в этом, — ответил он, — при условии, что у тебя будет должное сопровождение. Каких женщин ты бы предпочла?

— Не знаю точно, но, вероятно, таких, как я, которые недавно попали в рабство и всего боятся.

Ее слова заставили его задуматься. Ему понравилась ее доброта.

— Ты боишься меня?

Его голубые глаза с любопытством рассматривали ее.

— Да, — честно призналась она.