Танцующая с бурей - Джей Кристофф

Йоритомо отшатнулся, невнятные звуки сорвались с его губ, и из ушей хлынула кровь. Он поднес руку ко лбу, схватившись за висок, белки его глаз потемнели, став мутно-алыми. Железомет дернулся в его руке. Он моргнул. Вдохнул. Нажал на курок.

Вспышка. Грянул выстрел. Чей-то голос проревел ее имя. Она почувствовала сильный удар – сзади в нее врезалось что-то тяжелое. Возле щеки со свистом пролетел металл, так близко, что она почувствовала его жар. Услышала его шипение. Она падала. Она превратилась в пушинку.

Маленький мальчик закричал от ужаса.

Сёгун рухнул на землю, из носа, ушей и глаз у него текла кровь, тело, изогнувшись, дергалось в агонии, колотя пятками по камню. Пальцы рук судорожно хватали воздух, рот раскрылся, обнажив окровавленные зубы. Вместе они мысленно схватили его руками за шею и начали душить. Душили до тех пор, пока внутри него ничего не осталось, кроме темноты. Издав последний хрип, девятый сёгун династии Казумицу сложился пополам и окончил свой земной путь на покрытых пеплом камнях.

Задыхаясь от напряжения, она моргнула и пришла в себя. Кто-то тихо покидал ее разум, как уходит отлив, оставляя после себя опустошенность и тоску. Она потянулась мыслями к Буруу, она чувствовала, как он приближается, но он был еще далеко.

Тогда кто?…

Булыжники вокруг нее были покрыты кровью, кровь на ободранных руках и коленях. В воздухе висит запах выстрела. Кто-то толкнул ее, спас от летящего сюрикена. Кто-то…

Она обернулась и увидела, как он корчится на камне: изо рта и раны на горле толчками вытекает кровь.

Нет.

Она подползла к нему и закричала, и крик эхом разнесся по площади.

– Отец!

С небес раздался рев, завывание тайфуна. Солдаты подняли глаза и в ужасе бросились врассыпную, когда Буруу опустился на тело Йоритомо, раздирая его когтями и клювом, разбивая камни под ним. Он расправил крылья, и по их краям засверкала молния, электрические искры пронеслись по наручникам, висящим на Пылающих камнях. Белый мех, черные полосы и теплые брызги свежей красной крови. Бусимены вокруг падали от страха, пока он с грозным ревом кружил над Юкико и Масару.

Гремел гром, перекликаясь с ревом зверя. Райдзин был доволен.

Сверху в клубах дыма спустился Кин. За его спиной факелом горело сине-белое пламя, и толпа разбегалась перед ним. Рыкнув на солдат, чтобы те отступили, он приземлился рядом с арашиторой и захрустел медными ботинками по булыжникам. В его блестящих, как сталь, глазах вспыхнула ярость и боль, когда он увидел девушку, склонившуюся на коленях над окровавленным телом отца. Бледная от горя, она взглянула на него полными слез глазами.

– Кин, – у нее перехватило горло. – Помоги мне.

Он помог Юкико поднять Масару на спину грозового тигра. Изо рта старика струйкой лилась кровь на булыжник и кожу гильдийца. Толпа удивленно зарокотала, глядя, как Юкико запрыгнула на спину Буруу.

Лети, Буруу. Лети!

Зрители хором вздохнули, когда зверь взметнулся в воздух. Люди завороженно провожали их широко раскрытыми глазами, ошеломленные событием, которое превратится в легенду, и потом они расскажут ее своим детям.

– Танцующая с бурей, – прошептал один из них.

Порывы ветра наполнили крылья Буруу, когда земля убегала у них из-под ног.

Они спиралью взвивались вверх по тепловым потокам Кигена, в грохочущее небо. Минута, и здания превратились в игрушки, а люди – в муравьев: крошечные темные фигурки, собравшиеся вокруг почерневших столбов и небольшого пятна крови, пристально смотрели в небо. Далеко на юг простирался океан – океан цветов: красная вода смешивалась с алой и таяла в глубоком багряном цвете. Ветер ласкал их кожу.

Юкико, склонившись, обвила своего отца руками, будто убаюкивая его. Ее руки были мокрыми: когда она зажимала рану, из нее хлестали темные горячие потоки.

– Отец, – прошептала она. – Нет, пожалуйста, нет.

Она вцепилась в него, горячие слезы отчаяния и кровь, смешиваясь, катились по ее щекам, тело сотрясалось от рыданий. Масару открыл рот, но говорить не смог – только пузыри густой красной крови вздувались на его потрескавшихся губах. Руки дрожали, и он с силой ухватился за шерсть арашиторы так, что побелели костяшки пальцев. Он вонзил пальцы в тело зверя, тянулся к его теплу, чувствуя холод приближающейся смерти, к искрам света, чтобы обуздать тьму.

Буруу покачал головой, сощурился.

Я ЧУВСТВУЮ ТЕБЯ, СТАРИК. ТЫ ПЫТАЕШЬСЯ ЗАЛЕЗТЬ КО МНЕ В МЫСЛИ.

Да.

ТЫ ОТРЕЗАЛ МНЕ КРЫЛЬЯ.

Прости меня.

ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?

Мне хотелось бы сказать многое. Но рана…

И ПОЧЕМУ Я ДОЛЖЕН ПОМОГАТЬ ТЕБЕ? ПОСЛЕ ТОГО, ЧТО ТЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛ?

Потому что ты тоже любишь ее.

Небо вокруг них стало красным, как кровь, чернея у горизонта, на севере, откуда шли тучи. Они летели навстречу бурному шторму; великий зверь, умирающий человек и плачущая девушка. Медленно кивнув головой, арашитора закрыл глаза, поймал угасающие мысли мужчины и, крепко держа их в лапах, перенес через огромную пустую пропасть в голову ждущей девушки.

ЮКИКО.

…Отец? Как?

СНАЧАЛА КЕННИНГ БЫЛ МОИМ, А ПОТОМ СТАЛ ТВОИМ.

Ты помог мне. Я чувствовала тебя.

ТЫ В БЕЗОПАСНОСТИ? ВСЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ?

Мы в безопасности, разве ты не видишь? Мы летим, отец. Мы – летим.

Я… Я НЕ МОГУ ПОДНЯТЬ ГОЛОВУ.

Она сжала его руку, сморгнула слезы.

Тогда посмотри нашими глазами.

Он закрыл глаза. Под ними простирался остров: перемежались полосы коричневого и зеленого, волновался океан красных цветов. Вдали, за фронтом осенней бури, виднелись горы – темные тени Йиши с вершинами, окутанными туманом. Они видели молнию, чувствовали ветер на коже. Буря крепко держала их в своих руках, озон и гром призывали вернуться домой.

Я ВИЖУ, ИЧИГО.

Отсюда, с высоты, все так красиво.

ДА.

С его пальцев капала кровь, проливаясь на землю тихим дождем. Зарокотал гром, напевая свою штормовую песню. Он думал о том, как поет Наоми у очага, а рядом с ней – Сатору. Он думал о том, как бродит в высокой траве Касуми, и ветер играет в ее волосах. Он показал ей эти картины.

ОНИ ЖДУТ МЕНЯ.

Нет.

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ЮКИКО.

Нет, не смей прощаться со мной.

Она замотала головой, желая скинуть тьму, направляя ему в мысли упрямые вспышки теплого света. Зародившийся в ней страшный крик вырвался за пределы ее разума длинной дрожащей нотой горя. Эхом отозвался Буруу, и вместе они взревели наперекор смерти, словно могли ее напугать.