Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

– И твоей бедной сестре пришлось за нас расплачиваться, – сокрушенно покачала головой молодая женщина.

– Как она?

– Нижняя губа разбита, на лице – синяки. Хорошо еще, что он не сломал ей нос!

Женевьева почувствовала, как Арман напрягся в ее объятиях.

– Попроси прощения от моего имени, скажи, что я очень ее люблю, – шепнул он ей на ухо. – Мы с отцом сильно поскандалили, но если бы я немного подождал, Изора вернулась бы домой целой и невредимой и рассказала бы, как провела день у моря.

– Ой, хорошо, что напомнил! Изора передала для тебя кое-что – ракушку. Она у меня в кармане пальто. Погоди-ка!

Молодая женщина отстранилась и положила ему на ладонь небольшую раковину мурекса[48]. Арман сжал пальцы.

– Я рассмотрю ее, когда включу свет. Знаешь, я успел полюбить темноту. – В его голосе звучала печальная ирония. – Но ты со мной, любимая, и я по-настоящему счастлив, несмотря на весь этот хаос.

– Тогда поцелуй меня, – прошептала она, хватая его свободную руку и прижимаясь к ней губами, лаская кончиком языка его пальцы.

– Перестань, ты сводишь меня с ума! Мама в соседней комнате. Женевьева, я люблю тебя. Ты просто чудо, единственная в целом свете!

Она тихонько засмеялась от удовольствия и, прерывисто дыша, прильнула к его груди.

– Я тоже тебя люблю.

Их тет-а-тет нарушил негромкий стук в дверь. Спустя мгновение в комнату вошла Люсьена.

– Почему сидите в темноте? – засуетилась она.

Арман уловил наигранную веселость в голосе матери – вероятно, Люсьена сочла этот тон наиболее приличествующим ситуации.

– Мадемуазель Мишо… простите, я хотела сказать Женевьева, мне все-таки нужна ваша помощь. Что именно Изора просила привезти? Я упаковала белье, но не решилась трогать ее костюмы – их два, и я боюсь, что они помнутся, если положу их с остальными вещами.

– Идемте, мадам.

У Женевьевы сжалось сердце, едва она переступила порог соседней комнаты. Здесь царил полярный холод, а на кровати было всего одно одеяло. На окне вместо занавесок – застиранные отрезы льняного полотна. Потолочный светильник с голой лампой посередине придавал спальне еще более убогий вид.

– Разрешите, я сама уложу! Я слежу за гардеробом хозяйки и умею упаковывать багаж для ее поездок в Париж, – объяснила она Люсьене, никак не проявив своих эмоций.

«Я обязана уговорить мадам Обиньяк нанять Изору! Надеюсь, бедняжке больше никогда не придется жить в этом доме!» – размышляла она.

Точными и умелыми движениями молодая женщина ловко расправила костюмы на плечиках и аккуратно сложила в чемодан. В комнате нашлась и подходящая коробка для обуви. Из ящика прикроватного столика Женевьева достала зеркальце, расческу и блокнот.

Стоя в дверном проеме, Арман с нежностью наблюдал за ней.

– Посмотри под кроватью, – подсказал он возлюбленной. – Там Изора прячет металлическую коробочку с безделушками. Она обрадуется, если ты захватишь ее.

– Надо же, ты знаешь о сестре больше, чем мы с отцом, – подала голос Люсьена.

– Бывало, мы с Эрнестом прятали драгоценную шкатулку, чтобы ее позлить. Изора, конечно, плакала, и через время мы возвращали ее добро. – От воспоминаний о довоенном времени Арман разволновался.

Теперь ему было стыдно и очень жаль сестру. При свете электрической лампы он успел рассмотреть раковину, привезенную Изорой. Ему захотелось ее поцеловать, но он ограничился тем, что просто поднес подарок к губам и спрятал в карман. «Это будет мой талисман, – подумал он. – Частичка сердца маленькой сестренки, которую в пятницу я увезу с собой».

Квартал От-Террас, в тот же вечер, в тот же час

Свернув на свою улицу, Тома увидел доктора Бутена, который шел ему навстречу. Тот ободряюще улыбнулся:

– А, мсье Маро! Можете не волноваться, здоровью вашей супруги ничего не угрожает. Но каких она строгих нравов! Если бы ваша матушка не прикрикнула на невестку, мне бы не удалось ее осмотреть. Следует объяснить жене, что беременность должна проходить под наблюдением. В следующий раз приглашайте повитуху или доктора Фарлье, который работает на компанию.

– Выходит, я зря всполошился. Спасибо вам, доктор, что пришли так быстро. Значит, вы уверены, что Йоланта не потеряет малыша?

– Нет, конечно! Ваша супруга – здоровая молодая женщина. Я посоветовал ей не вставать с постели до завтрашнего вечера, если снова заболит живот. Вам тоже следует быть осторожным, мсье: никаких сношений, вы меня понимаете?

Откровенная рекомендация смутила Тома, и он смущенно кивнул, давая понять, что согласен. Роже Бутен попрощался и, помахивая докторским чемоданчиком, пошел дальше. Настроение у него было не самое радужное. «Эта красавица полька нарожает целый выводок детишек! Со свадьбой им пришлось поторопиться, чтобы беременная невеста не осрамилась!» – догадался он.

Перед тем как отпустить доктора, Онорина Маро рассказала ему о трагическом диагнозе, поставленном врачами санатория ее дочери Анне. Разумеется, за долгую врачебную практику Роже Бутен привык к таким вещам, тем не менее ему было очень жаль девочку, которую он помнил веселой и улыбчивой. «Уж лучше посещать богатую клиентуру – торговцев, служащих высокого ранга, буржуа. Взять, к примеру, мою дорогую Вивиан: она не спешит в третий раз становиться матерью!»

Доктор презрительно поморщился: профессиональный долг обязывал хранить тайны пациентов. В который раз он поздравил себя с тем, что три года назад оборвал любовную связь с женой своего друга Марселя Обиньяка. Теперь он был верен супруге Жанне, родившей ему двух сыновей.

Сам не зная почему, Тома не спешил войти в дом. Минуту назад он представлял, как, перескакивая через две ступеньки, взлетит по лестнице на второй этаж, к Йоланте, а теперь почему-то торчал на улице, прижавшись спиной к входной двери. Хотел он того или нет, перед глазами стояла одна картина – Изора лежит на полу и отчаянно рыдает.

«Почему она восприняла это так болезненно?» – спрашивал он себя.

Как человек, которому не свойственны равнодушие и жестокость, Тома, пусть и с опозданием, но устыдился. Ощущение было такое, словно он наказал совершенно беззащитного зверька, угодившего в ловушку, а еще, похоже, он сам оказался в западне – на развилке жизненного пути, и ему предстоит сделать выбор.

– Я люблю Йоланту. О ней и только о ней я должен думать прежде всего. Мы женаты и скоро станем настоящей семьей, – шепотом уговаривал он себя.

Собственные слова показались ему до отвращения банальными. Тома вздохнул и закрыл глаза. Что-то в этой ситуации сбивало с толку, досаждало. Подумав хорошенько, он нашел разгадку: Изора изменилась, или, быть может, он вдруг увидел ее в новом свете. От робкой девочки-подростка, которую он привык защищать, он не услышал бы таких разумных метких суждений. Прежняя Изора не восстала бы так энергично против несправедливости. Он поймал себя на том, что думает о ней, почти как отец о дочери: «Я не заметил, как она выросла, повзрослела и превратилась в женщину. Вот в чем проблема! Йоланта воспринимает ее как угрозу, потому что Изора уже не ребенок…»