Лики ревности - Мари-Бернадетт Дюпюи

Онорина, ожидавшая его возвращения, отодвинула занавеску и выглянула в окно. Увидев сына, она издала нервный вопль и в следующую секунду уже бежала к входной двери.

– Господи, ну и денек! – запричитала она. – А ты почему стоишь на холоде? Заходи, согрейся. Йоланта все время спрашивает, пришел ли ты.

– Я переговорил с доктором, мам, и мне нужно было успокоиться. Но теперь я в порядке.

– Ты уверен, сынок?

Войдя в дом, Тома снял теплые вещи, отставил в сторону промокшие ботинки. Без белокурой и голубоглазой Йоланты кухня показалась ему удручающе пустой. Онорина с тревогой уставилась на сына.

– Ты был у Изоры? Она все еще у Женевьевы Мишо?

– Да, и можешь мне поверить, разговор выдался тяжелый. Раньше мы никогда не ссорились. Но я сказал то, что должен был сказать – все, что думаю о ее поведении. Когда уходил, она плакала.

– Все устроится, Тома. Я здесь единственная, у кого есть причины плакать. Тебе, похоже, все равно, что будет с нашей Анной, а Йоланте – тем более.

– Не говори так, мама! – запротестовал молодой углекоп. – Я ужасно расстроился. Но спорить не стану, после ареста тестя, да еще когда Йоланте стало плохо, сам уже не понимаю, на каком я свете!

Нахмурившись, Тома присел. Его мучило чувство вины. Младшей сестренке было всего семь, когда он ушел воевать, а вернувшись, он уже не застал ее – девочку отправили в санаторий.

– Прости меня, мама, – вздохнул он. – Состояние нашей маленькой Анны должно быть для меня важнее всего остального. Завтра же съезжу ее проведать и возьму с собой Йоланту, если она поправится.

– Твоя жена не больна, Тома, – просто слишком впечатлительная. Ты передал Изоре мои слова?

– Да, она будет ждать на вокзале в пятницу утром.

– Видит бог, я очень огорчусь, если не получится снять тот домик в Сен-Жиль-сюр-Ви! – распереживалась Онорина. – Это идея Изоры, причем хорошая, от всего сердца. Жаль, что не смогу поехать завтра: лучше побыть пока с Йолантой на всякий случай. Да и вещи со всем этим переполохом собрать не успела. Так что, сын, пойду-ка я домой, а ты поднимайся к жене. Я поставила тушиться картошку с салом – будет вам чем поужинать.

– Спасибо, мама.

– Бедный мой мальчик, ты совсем перестал улыбаться, – посетовала Онорина.

– На то есть причины. Хорошего тебе вечера!

Молодой человек встал и раскрыл объятия. На мгновение мать прильнула к его груди.

– Отдохни хорошенько, мой дорогой. Тебе надо выспаться. А я пойду кормить своих мужчин. Гюстав ждать не любит, да и Жером тоже.

– Как же они будут обходиться без тебя до самого Рождества?

– Понятия не имею! Как-нибудь приспособятся, – пожала плечами Онорина, кутаясь в шерстяную шаль. – Зато я смогу побыть с дочкой, порадовать ее.

Голос женщины задрожал, и она молча вышла, чуть сгорбив спину, – как будто на нее навалились все беды этого мира.

Феморо, дом Женевьевы Мишо, в тот же вечер, спустя некоторое время

На обратном пути инспектор Девер и Женевьева едва ли обменялись парой слов, хотя из-за гололеда ехать пришлось медленно. Каждому было о чем подумать, поэтому они не стали разговаривать ни о плохой погоде, ни о лисице, которая неожиданно выскочила из-за куста, но тут же убежала, напуганная светом фар.

Мысли молодой женщины крутились вокруг Армана и Изоры. Она размышляла о том, как устроить, чтобы брат с сестрой чаще виделись, причем в приятной обстановке ее дома в Люсоне. Еще хорошо бы организовать им свидание в пятницу утром, чтобы они могли попрощаться. Что касается будущих свекров, то эта встреча произвела тягостное впечатление на Женевьеву, невзирая на давнее знакомство и попытки Люсьены быть любезной.

Жюстен, наоборот, старался думать не об Изоре, а о расследовании. Он опасался, что излишне поторопил события, сообщив о новом повороте в деле прокурору, который, естественно, поделится новостью с другом – директором компании Марселем Обиньяком. Эта мысль была ему неприятна, поскольку он искренне желал обнаружить виновного и восстановить справедливость.

«Станислас Амброжи не убивал, я уверен, – рассуждал Девер. – Иначе не стал бы он рассказывать нелепую историю о раненых лошадях и болтать глупости, что пистолет ему понадобился, чтобы избавить сына от ненужных страданий. Рассказ выглядит странно, но, по-моему, похож на правду».

Когда автомобиль подъехал к распахнутым настежь воротам усадьбы Обиньяков, и водитель, и пассажир были погружены в собственные мысли.

– Я отнесу чемодан мадемуазель Мийе, – предложил полицейский. – Он не такой уж легкий. А вы возьмите сумочку.

– Я способна унести и то и другое, все-таки у меня две руки, – пошутила молодая женщина.

– Для меня это удобный случай поздороваться с вашей гостьей и узнать, не перестала ли она на меня сердиться.

– Инспектор, не знаю, почему Изора на вас дуется, но лучше подождать до завтра. Настроение у нее наверняка улучшится – сделаю все возможное, чтобы уговорить хозяйку. Изора должна получить мое место!

– Вы потрясающая девушка, – вздохнул Жюстен. – И очень сильная.

Женевьева бросила на него испытующий взгляд:

– Вы говорите так, потому что я жажду жить с мужчиной, которого люблю несмотря ни на что? – тихо произнесла она. – Сама понимаю, что рискую. Наша жизнь изменится и, нисколько не сомневаюсь, будет нелегкой, но я не желаю отказываться от Армана!

– Это достойно восхищения. Позвольте, я дам вам совет? Передайте жениху, чтобы не опускал рук. Он должен проконсультироваться с хирургами, и не один раз. Восстановительная медицина развивается семимильными шагами. Врачи чуть ли не каждый месяц трубят о новых успехах в работе с пациентами, получившими тяжелые ранения в голову и область лица. Арман Мийе показался мне парнем уравновешенным и разумным. Если умственно он здоров, поддерживайте его во всех его начинаниях. Вполне может случиться, что лицо доктора ему подправят.

– Я поговорю с ним. До сих пор мы не затрагивали эту тему. Спасибо, инспектор.

Они обменялись рукопожатиями. Не выключая мотор, Жюстен вышел из машины, чтобы передать вещи Изоры. Не желая, чтобы о пистолете и сопутствующих деталях узнал кто-либо еще, кроме уже посвященных, он таки решился обратиться к Женевьеве с просьбой:

– Вы меня очень обяжете, если попросите Изору никому ничего не рассказывать. Она поймет, о чем речь.

– Хорошо. До свидания, инспектор!

Женевьева бодрым шагом направилась к флигелю. Руки у нее были заняты тяжелым чемоданом и сумкой, поэтому в дверь пришлось постучать носком ботинка.

– Изора, открой, пожалуйста!

Ответа не последовало. За окнами горел свет, но внутри – никаких шорохов, словно там – ни души. Молодая женщина поставила чемодан на приступок и повернула дверную ручку. В большой комнате было пусто, но на спинке кресла лежало пальто Изоры, а ее ботинки сохли возле переносной печки.