Последний поезд на Лондон - Мег Уэйт Клейтон

– Штефан все умеет, – заявил Вальтер. – Он даже умнее Зофии Хелены.

И они пошли к машине. Скоро Вальтер уже сидел на заднем сиденье, а кролик Петер у него на руках выглядывал в окно. Штефан стоял, сжимая в одной руке номерок Вальтера. За другую руку его держала Зофия Хелена.

– Ты так ему и не сказал, – произнесла она тихо.

Но Штефан не отвечал. Он не мог ответить. Слова не шли у него с языка. И все же в главном он маму не подвел. Она не хотела, чтобы Вальтер знал. Не хотела, чтобы они оба знали. И он держал данное ей слово сейчас, когда молча смотрел вслед автомобилю, увозящему из летнего лагеря Уорнера его брата.

В то утро очередь к почтовому окну в лагере была совсем небольшой – почти всех детей разобрали по семьям. Зофи сразу получила свой дневной улов: письмо от мамы и еще одно, отдельное, от Йойо. А вот Штефана попросили подождать. Зофи осталась с ним и, пока они ждали, открыла письмо сестренки – внутри оказались не слова, а рисунок: большое сердце, а в нем вся их семья – мама, дедушка, бабушка Бетта и сама Зофи.

Девушка, выдававшая почту, принесла Штефану письмо от мамы, при виде которого тот, как всегда, погрустнел. Зофи давно хотела написать дедушке и попросить его не посылать больше эти письма, но ее удержала мысль о том, что если Штефан перестанет получать послания матери с того света, то ему будет еще больнее.

Однако письмо пришло не одно, а с любопытным пакетом – вернее, коробкой, очень узкой и длинной, почти в рост Зофи.

– На ней шанхайские штемпели, – заметила девушка. – Наверняка это от твоей тети Лизль. Ну что же ты, открой!

Штефан положил коробку на пустой длинный стол – здесь они ели, а потом, когда еду убирали, раскладывали тетради: Зофи решала математику, Штефан писал пьесу. Дождавшись, когда пройдут мимо родители, мальчик стал осторожно снимать с коробки упаковку. Внутри оказался рулон, длинный, узкий, обернутый еще одним слоем грубой бумаги. К ней крепился конверт. Штефан вскрыл его и стал читать.

Зофи, увидев, что по его щекам льются слезы, ласково положила руку ему на плечо. Он молча протянул ей конверт, и она прочла:

Мой дорогой Штефан,

так больно сообщать тебе о кончине твоей мамы. Ты знаешь, как сильно она тебя любила.

Надеюсь, ты знаешь и о том, что я тоже тебя люблю – тебя и Вальтера. Будь вы моими детьми, я вряд ли могла бы любить вас больше. Молюсь, чтобы скорее настал тот день, когда этот ужас закончится и мы снова будем вместе.

Я беспокоюсь за тебя, Штефан. Тебе уже исполнилось восемнадцать, так что в семью тебя, наверное, не возьмут? Ты очень талантлив. Я знаю, что работу ты найдешь. Но твоя мама всегда хотела, чтобы ты продолжал учебу. Вот почему я пересылаю тебе эту вещь, которую Михаэль сумел переправить мне в Шанхай. Ничего более ценного у меня нет. Найди художника, Штефан. Он сейчас в Лондоне. В прошлом году он переехал туда из Праги, но по рождению он венец. Скажи ему, что ты мой племянник, и обязательно расскажи, кто твои отец и мать, и он поможет тебе найти торговца картинами, который тебя не обманет.

Я знаю, тебе не захочется ее продавать, но я клянусь – портрет твоей мамы тоже у меня, и я обязательно переправлю его тебе, как только смогу. А эту картину, Штефан, продай. Не оставляй ее себе потому, что это мой портрет. Я буду благодарна любому, кто купит ее у тебя за хорошие деньги. Деньги позволят тебе поступить в университет, а значит, дадут тебе будущее.

С любовью,

тетя Лизль

Зофи догадалась, что лежит в посылке, еще до того, как Штефан аккуратно вынул из коробки полотно и развернул портрет поцарапанной Лизль. Такой волнующей и изысканной. С пылающими румянцем, израненными щеками.

ПРАЖСКАЯ ГАЗЕТА

НЕМЕЦКИЕ ВОЙСКА ВХОДЯТ В ЧЕХОСЛОВАКИЮ

Гитлер произносит речь в Аражском замке

Кэте Пергер

ПРАГА, ЧЕХОСЛОВАКИЯ, 16 марта 1939 года. Вчера, в 3:55 утра, после встречи с Адольфом Гитлером в Берлине, президент Гаха подписал документ, который передал судьбу чешского народа в руки германского Рейха.

Два часа спустя, в метель, немецкая армия перешла границу с Чехословакией, а еще через несколько часов за войсками проследовал эскорт из десяти автомобилей, который доставил в Прагу Гитлера.

Однако встречали Гитлера не приветственные крики толпы, а пустые улицы. Проведя ночь в замке Градчаны, сегодня Гитлер обратился оттуда к народу…

Кэте Пергер не отрывала глаз от личика Иоганны за стеклом вагона до тех пор, пока могла видеть свою дочь. В толпе других родителей она сначала наблюдала, как поезд отходит от перрона, а потом долго смотрела на то место, где он только что был. Родители начали потихоньку расходиться, а она все стояла и смотрела на них, пока перрон не опустел. Только тогда она пошла к телефонной будке.

Закрыв за собой стеклянную дверь, она набрала оператора международной связи и продиктовала номер Зофи в Кембридже – дочь прислала его последним письмом. Зофия Хелена изучает математику в Кембридже. Подумать только! Кэте опустила в щель столько монет, сколько сказала оператор, и, к счастью, телефон на том конце зазвонил почти сразу.

Трубку сняла девушка, которая говорила по-английски, и, когда оператор попросила пригласить к аппарату Зофию Хелену Пергер, та ответила, что сейчас ее приведет. Кэте услышала стук – трубку опустили на что-то твердое – и шаги. Она жадно вслушивалась в звуки жизни, которая теперь окружала Зофи в другом мире.

Пока Кэте ждала, когда в трубке раздастся голос дочери, у здания вокзала показались двое в форме гестапо, с огромными овчарками, которых они еле удерживали на цепных поводках, и сразу направились в ее сторону.

– Пожалуйста! – закричала Кэте в трубку. – Прошу вас! Передайте Зофи, что к ней едет сестра! Скажите Зофи, что Иоганна села сегодня на поезд в Праге!

– Мама? – раздался голос в трубке.

Зофи. Кэте едва сдерживала слезы.

– Зофия Хелена, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Иоганна едет в Англию? – переспросила дочь.

– Ее поезд только что ушел, – быстро заговорила Кэте. – Ей нашли спонсора, семью, которая оплатит ее пребывание в Англии, поэтому она поедет сразу на вокзал Ливерпуль-Стрит в Лондоне. Там ее встретит приемная семья. Поезд приходит в одиннадцать утра третьего сентября. Если ты будешь там, то увидишь ее и познакомишься с семьей. Ты ведь сможешь приехать? Мне надо идти, тут другие родители ждут своей очереди, я не могу долго занимать телефон.

Никаких других родителей поблизости не было. Были лишь гестаповцы, и один уже тянул на себя дверь телефонной будки.

– Я люблю тебя, Зофия Хелена, – сказала Кэте. – И всегда буду тебя любить. Помни это. Никогда не забывай.