Правосудие королей - Ричард Суон

Они на полном скаку врезались в воинов Вестенхольца. В этом не было никакой тайной магии, никакой первородной силы, черпаемой из древних колдовских фолиантов или вытянутой из астральных миров; была лишь обыкновенная грубая сила, необузданная, мощная и жестокая. Ее действие завораживало. Я ощущала себя так, словно очутилась в эпицентре бури, и раскаты грома пронзали меня, заряжая кровь энергией не хуже любого снадобья зельеваров. Мое воодушевление било через край, и меня переполняло необычайное желание рассмеяться.

На моих глазах голову одного из рыцарей Вестенхольца нанизали на копье, как яблоко на стрелу, и сорвали с плеч. Еще одному копье вонзилось в грудь и вышло из спины, вырвав из тела почти галлон внутренностей. Третьего разрубили от плеча до пупка кавалерийской саблей, и кровь залила мостовую, как вода из брошенного ведра. Рыцарь сделал три неуверенных шага и лишь затем с грохотом повалился на землю.

Самого Вестенхольца сшиб с ног один из громадных дестриэ. Другие окружавшие его рыцари тоже были повалены на землю. Воздух наполнился скрежетом сминаемой стали, хрустом ломающихся костей и чудовищным чавканьем растоптанных органов. Я вытягивала шею, отчаянно пытаясь увидеть, пережил ли этот натиск Вонвальт. Я внезапно испугалась, что конные рыцари могли принять его за еще одного врага и разрубить на куски. И действительно, когда кавалерийский отряд, неудержимый, как волна прибоя, промчался мимо и врезался противнику в тыл, я увидела Вонвальта, окровавленного и лежащего на земле лицом вниз. Клавер был рядом с ним, ошеломленный и невредимый.

– Нет! – истошно закричала я, увидев эту вселенскую несправедливость, и бросилась вперед… но затем остановилась столь резко, что чуть не упала. Из сторонней аллеи вышла небольшая группа солдат, не утоливших свою жажду крови и другие низменные вожделения. Они сразу же направились ко мне.

– Эй, поди-ка сюда! – крикнул мне один из них. Как ни странно, я была рада тому, что он это сказал, потому что его слова вывели меня из навеянного ужасом оцепенения.

Теперь, наконец, настало время бежать. Я в последний раз взглянула на распростертое тело Вонвальта, после чего, мучимая жгучим чувством вины и стыда, развернулась и побежала. Я остановилась лишь для того, чтобы подхватить с мостовой у храма брошенный короткий меч, хотя и не знала, чего я надеялась с ним добиться.

Я бешено мчалась по улицам, направляясь в сторону восточной части города. Люди высовывались из окон, кричали солдатам, чтобы те остановились, и даже швыряли в них еду, горшки, сковородки и дрова, заготовленные для очагов. Эти импровизированные снаряды со стуком падали на улицу, но лишь немного досаждали солдатам, ничуть не мешая им двигаться дальше. Помню, тогда я злилась на этих людей за то, что они не пытались помочь мне как-то еще; но что они могли сделать? В подобных ситуациях всегда очень легко обвинить людей в бездействии, не подумав о том, что они не смогли бы справиться с вооруженными солдатами.

Из-за того, что солдаты были облачены в тяжелые доспехи, они двигались намного медленнее меня и бег утомлял их гораздо больше. Мне, конечно же, следовало нырнуть в какую-нибудь улочку и спрятаться или воспользоваться своим знанием города и заставить их побегать за мной. Но, как и у нашего неудавшегося убийцы много недель назад, маршрут моего панического бегства оказался совершенно прозаическим. Посмотрев на карту Долины Гейл, можно было увидеть, что я бежала почти по прямой и из-за этого упустила свое преимущество в скорости. Сейчас это кажется глупостью, но тогда я, конечно же, соображала плохо.

Вскоре я оказалась у северного края той части города и побежала по топкой грязи, начинавшейся за сотню ярдов до берега реки Гейл. Если прежде грязь была мерзлой и лишь изредка становилась мягкой, теперь, накануне весны, она совершенно размякла, и мои ноги погружались в нее по икры. Сражение совсем не затронуло этот район города, и если бы колокола, панически звеневшие обезумевшим хором, не заставили горожан спешно разойтись по домам, можно было бы подумать, что этот день ничем не отличается от обычного.

Я добралась до берега Гейл и обернулась. Хриплое дыхание раздирало мне горло, а бесполезный меч болтался в руке. Солдаты все еще упрямо приближались. Их осталось лишь двое, но даже один смог бы с легкостью справиться со мной. Фехтование входило в программу моего обучения, и, хотя Вонвальт с Брессинджером вспоминали об этом нечасто, они все же обучили меня его азам; однако против ветерана Рейхскрига я была все равно что дитя с игрушечным мечом.

Измотанная и напуганная, я осознавала, что у меня никак не получится убежать по вонючей, липкой грязи и спастись. Тогда я трясущимися руками подняла короткий меч и выставила его перед собой. Внезапно я пожалела, что не приняла предложение Вонвальта даровать мне быструю, безболезненную смерть. Я хорошо понимала, что меня ждет. Не для того солдаты столько гнались за мной, чтобы просто убить.

Однако постепенно мой страх растаял, как льдинка над пламенем свечи, и уступил место гневу. Я столько пережила за свою жизнь и не хотела завершить ее так бесславно, в руках убийц и будущих насильников. Более того, это казалось мне неправильным. Не в смысле добра и зла – все же эти солдаты собирались совершить ряд гнуснейших преступлений. Но Правосудие Августа говорила, что я оказалась связана с великими событиями, которые должны изменить мир. Что моя душа была подхвачена могучими потоками истории. И перспектива оказаться разрубленной на кусочки в вонючей грязи совсем не сходилась с этой теорией.

Эта мысль придала мне сил. Я не знала как, но мне было суждено выжить – я это чувствовала. Но даже если и нет, я собиралась показать все, на что способна. Я загнала поглубже Хелену-секретаря и призвала Хелену-негодяйку, сироту из Мулдау. Эти солдаты должны были пожалеть о том, что погнались за мной. Я решила наброситься на них со всей свирепостью, на какую только была способна.

– Не дури, девочка, – сказал ближайший ко мне солдат. Судя по акценту и чертам лица, он был из Восточной Марки Хаунерсхайма, пограничных земель на реке Кова. Проще говоря, он был уродлив и туп, и я с глубочайшим огорчением осознала, что могу погибнуть от рук такого типа. – Бросай меч.

– Иди на хер, – задыхаясь, сказала я. Я слышала, как позади меня, омывая топкий берег, журчит и плещется Гейл. Я мельком посмотрела назад, думая, не ступить ли мне в воду и не окончу ли я свою жизнь так же, как тот убийца, подбросивший нам змей.

– Ты околеешь от холода, – сказал второй солдат.

– Лучше околеть, чем позволить тебе прикоснуться ко мне, – огрызнулась я.

– Фу ты, – сказал первый, – чтоб мне ослепнуть, ненавижу толцев. Говорят так, словно гвоздями скрипят о грифельную доску. Думаю, я вырежу тебе язык, чтобы в ближайшие часы тебя не слышать.

По крайней мере, они хотели взять меня живьем, что давало мне небольшое преимущество. Сначала солдат должен был попытаться обезоружить меня, а значит, он собирался бить по мечу, а не по корпусу.

– Думаю, я отрежу тебе член… если смогу его найти, – сказала я и опустила меч так, чтобы его острие указало на промежность солдата. При этом я притворилась, что мне неудобно держать оружие, словно меч слишком тяжел для меня. Если солдат решит, что сможет с легкостью обезоружить меня, то он не станет прилагать слишком много усилий, и я смогу воспользоваться этим. Возможно, это будет мой единственный шанс что-либо предпринять.