Принц приливов - Пэт Конрой

— Опять ваша мамочка про меня судачила?

— Нет, — заверил я. — В городе ходят слухи.

— После смерти Папы Джона я ополоумела от горя. Находиться в Атланте было невозможно. Я взяла все деньги, которые он мне оставил — довольно кругленькая сумма, — и отправилась путешествовать. Я решила объехать все места, о которых только слышала: Гонконг, Африку, Индию. Я плавала по морям и океанам. Из порта в порт, всегда первым классом. И странная вещь: в меня все влюблялись. В особенности мужчины. Такой уж я человек. Мужчины вились вокруг меня, как пчелы, будто я — ароматный цветок. Я садилась и наблюдала, как они стараются, пытаются меня рассмешить или угощают выпивкой. За двоих старых парней я даже выходила замуж. Самый долгий брак продержался полгода. Другой — ровно столько, чтобы добраться от Мадагаскара до Кейптауна. Этот человек требовал, чтобы я делала ему разные грязные штучки, о которых принято молчать.

— Что за грязные штучки? — навострила уши Саванна, прильнув к бабушке.

— Ну пожалуйста, не надо, — умолял я.

— Почему? — удивилась Саванна.

— Потому что бабушка обязательно расскажет и это будет что-то жуткое и постыдное.

— Он хотел, чтобы я сосала то место, где сходятся ноги, — непривычно чопорным тоном пояснила бабушка.

Она всегда была несколько откровеннее, чем требовалось.

— Как отвратительно, — выдохнула Саванна.

— У него были животные аппетиты, — разошлась Толита. — Кошмар да и только.

— Почему ты снова вернулась к деду? — спросил я, желая сменить тему.

Толита медленно поднесла к губам стакан с чаем. Я решил, что она не хочет или не может ответить, но ошибся.

— Я устала, Том. По-настоящему устала. И еще я начала стареть. Я видела, что старею, и ощущала это. Я не сомневалась, что Амос все так же живет в доме у реки и ждет меня. Я знала, что могу свалиться ему на голову и он ни разу меня не упрекнет. Он даже будет рад мне. Ваш отец относится к Лиле так же. В его жизни была и есть только одна женщина. Это у него от отца. Странная штука — кровь. Ей легче породить в новом поколении фанатика, чем такую, как я. Хотя меня и обожали все подряд.

— Но к деду тоже все хорошо относятся, — заметил я, охваченный внезапным сочувствием к Амосу.

— Том, это потому, что он одержим идеей. Каждый год он взваливает себе на спину этот крест. Кому нужна жизнь со святым? Я бы предпочла вместе выпить и посмеяться.

— Толита, но ты ведь все равно любишь деда, — упирался я.

— Любовь, — произнесла бабушка, словно пробуя это слово на вкус. — Да, допустим, я действительно его люблю. Должна быть привязанность к тому, к кому всегда можно вернуться, чей дом тебя ждет. Я тут думала о времени. Не о любви. О времени. Они каким-то образом взаимосвязаны. Я не настолько умна, чтобы выразиться точнее. Почти одинаковое количество лет я была замужем за вашим дедом и за Папой Джоном. Но когда я оглядываюсь назад, мне кажется, что с Папой Джоном я прожила всего несколько дней — настолько я была счастлива. А с вашим дедом — века.

— Вот разговор взрослых людей, — с гордостью заявила Саванна. — Я так давно этого ждала.

— Пойми, Саванна, мама с папой пытаются уберечь вас от некоторых вещей, о которых вам рано знать. Они осуждают меня. Но раз у нас взрослый разговор, вашим родителям ни к чему знать о нем.

— Буду молчать, — пообещала Саванна. — Но Том — он иногда ведет себя как маленький.

— Толита, как ты думаешь, отец пережил то, что ты его бросила в детстве? — спросил я, игнорируя намеки сестры.

— В семейных отношениях можно простить едва ли не все. Есть вещи, которых друзьям не простил бы, а родителям прощаешь, потому что родители — это совсем другое. Вот вам и первый взрослый урок. Будут и другие, куда хуже этого, и вам придется их выучить.

— Надо помочь деду с крестом, — опомнился я.

— А мне — сходить в винный магазинчик, — сообщила Толита.

— Ты опять вдрызг напьешься в Страстную пятницу?

— Какой же ты грубый, Том, — поморщилась Саванна.

Но Толита лишь рассмеялась.

— Чем еще я могу ответить на его «крестный путь»? Заодно напомню Амосу, что не была и никогда не буду его собственностью. Разумеется, несколько дней назад он спрашивал у Бога позволения на свой балаган и, естественно, получил добро. Так что отговаривать вашего деда бесполезно.

— Он просто ведет себя как благочестивый христианин. Так он мне объяснял, — защищал я деда. — И он считает, что если с миром все было бы в порядке, то весь Коллетон таскал бы вместе с ним кресты на спине.

— Тогда бы всех жителей упрятали по психбольницам. Поверь, Том, я вовсе не против религиозности. Надеюсь, и ты вырастешь христианином. Но, черт побери, зачем так серьезно ко всему относиться?

— Толита, а ты грешница? — спросила Саванна. — Как по-твоему, ты попадешь на небо?

— Я не сделала ничего такого, что заслуживало бы вечных мук в адском пламени. Любой бог, обрекающий души на такие муки, недостоин называться богом. Я искренне старалась жить интересно, и едва ли это кому-то помешало.

— А у деда тоже была интересная жизнь? — осведомился я.

— Том, ты задаешь глупейшие вопросы, — отчитала меня Саванна.

— Видишь ли, у каждого свои предпочтения. Не забывай об этом. Когда ваш дед стриг чужие волосы, а ваши родители ловили крабов и чистили креветки, я ехала по Хайберскому проходу[119], переодевшись афганским воином. Возможно, вы никогда больше не встретите человека, сделавшего то же самое.

— Но в итоге ты оказалась в Коллетоне, — возразил я. — Какой смысл тогда в твоих путешествиях? Зачем возвращаться туда, откуда все начиналось?

— Просто я начисто истратила все деньги, — призналась бабушка. — И еще я не сумела осуществить все задуманное.

— На мой взгляд, ты — единственный успех нашей семьи, — заявила Саванна. — Я действительно так думаю. Ты пример для меня. Я смотрю на тебя и верю, что отсюда можно вырваться.

— Тебе что-то передалось от Толиты, девочка. Я это почувствовала, когда ты еще была совсем малышкой. Но будь мудрее меня. Я славилась необузданностью, но не умом. Тогда женщинам приходилось трудно. Намного труднее. Если сможешь — выбирайся отсюда. Коллетон — сладостная отрава, но тем не менее отрава. Если она проникнет в душу, ее оттуда ничем не изничтожишь. Странная штука. Я видела множество мест в Европе, Африке, Азии. Некоторые были настолько прекрасны, что хотелось плакать. Но ни одно из них не было красивее Коллетона, это правда. Ни одно не заставило меня забыть здешние болота и реку. Куда ни отправься — заберешь запах этого места с собой. Хорошо это или плохо — не знаю.